Два батальона потрёпанной и разорванной хаотичными перемещениями сто сорок восьмой Энгельской стрелковой дивизии выдвинулись навстречу южной группировке гитлеровцев на помощь попавшей под удар сто восемьдесят седьмой дивизии. Сюда же в полном составе переместился артиллерийский полк, замаскировавший свои орудия в лесу севернее села Грудиновка. Он стал щитом наших войск, а Сашка и Костя Власов первыми из этого полка встретили наступавших немцев.

Командир первого дивизиона Андрюшин отправил их вперёд с задачей занять позицию перед фронтом стрелкового батальона, оборонявшегося на южной окраине села, обнаружить подход противника и сообщить координаты для постановки артиллерийского заслона.

– Корректировать огонь как можно дольше, – провожая их, сказал капитан.

Сашка бежал с катушкой телефонного провода, рядом Костя тащил вторую катушку. Для наблюдения выбрали старую церковь с высокой колокольней, на которой и устроились.

В четырёх километрах от Грудиновки начинался лес, рассечённый пополам широкой дорогой, ведущей к самому Могилёву. По этой дороге и ожидался подход немцев.

Сашка проверил связь с командным пунктом дивизиона. Связь действовала. Сашка назвал свои координаты, направление стрельбы и расстояние до выхода дороги из леса. Прошло два часа.

– Когда ж они пойдут, фрицы проклятые? – сказал Костя.

– Пойдут, куда денутся! Я думаю, им останавливаться нельзя. Остановятся – проиграют.

– Почему ты так думаешь?

– Не знаю. Чувствую. Они от границы сюда за десять дней дошли, а мы их тут уже пять дней держим. Начнётся война на измор. И они не выдержат, как не выдержали в первую мировую войну.

– Сашка! Внимание! Над лесом поднимается пыль! Кажется, попёрли!

– Они!

– Они, сволочи! Видно много их, смотри какую пылищу подняли!

Клубы пыли над зеленью леса приближались, разрастались, поднимались всё выше, загаживая небесную синеву. И вот уже далёко-далёко, прорезался гул, лязг, скрежет.

– Слышишь? Сейчас появятся. Давай, передавай.

– Могилёв, Могилёв, я Днепр! Наблюдаю высокие клубы пыли над лесом. Слышу шум двигателей.

– Днепр, я понял тебя, – ответили с командного пункта.

– Сашка, передавай: на дороге из леса появились танки, – сказал Власов, глядя в бинокль.

Сашка тут же сообщил об этом на КП. Перед танками встали разрывы наших снарядов.

– Могилёв! Недолёт сто метров. Вижу не менее десяти танков, появляются новые.

Серые машины прибавили в скорости и, расползаясь из леса, как муравьи из муравейника, открыли огонь. Вслед за танками появились мотоциклисты. Следующие пристрелочные снаряды легли рядом.

– Могилёв, есть попадания! Открывайте беглый.

За спиной корректировщиков загрохотали наши орудия, и немцы оказались в лесу взрывов. Поразить танк на таком расстоянии было почти невозможно, а мотоциклистам досталось.

Власов со злорадной улыбкой наблюдал, как снаряды попадали в мотоциклы и разрывали их на части, как другие мотоциклы переворачивало ударными волнами, и сидевшие в них немцы летели вверх тормашками, оставались неподвижными или, раненые, пытались уползти, уковылять подальше от бушевавшей вокруг них смерти. Оставшиеся целыми соскакивали с мотоциклов и, низко пригнувшись, бежали к лесу.

Только немногие – самые смелые – кинувшись в траву, строчили из автоматов, или оставшись в коляске за пулемётом, не видя цели, били куда попало.

Танки остановились и стали отползать к лесу. Прорыва с ходу у немцев не получилось, но на помощь им подходили всё новые силы. Русский лес кишел от фашистской нечисти, которая, получив по морде, видимо, стала готовить обстоятельную, обдуманную, атаку на наши позиции. Наступила тишина.