– Дай сюда трубку! – потребовал майор. – Артиллерия! Видишь «Юнкерсы»? Подожди открывать огонь! Пусть улетят. Огонь только по моей команде!

Первый танк въехал на понтон и осторожно пополз по нему. Навстречу уходили домой довольные «Юнкерсы», помахиванием крыльями сообщая танкистам: «Путь свободен»!

– «Бизон»! Огонь! – скомандовал майор.

Снаряды упали слева от переправы.

– «Бизон»! Двадцать метров правее! Огонь!

Столбы воды взметнулись совсем близко от понтонов.

На мосту было не меньше десяти танков и первый подбирался уже к середине Днепра! А по днепровской круче спускались всё новые и новые танки.

– Товарищ майор! – отчаянно закричал Власов. – Пропустим!

Передний танк выстрелил из пушки. Снаряд взорвался перед окопами.

– Артиллерия! Ещё десять метров левее! Огонь!

На этот раз наши снаряды кучно накрыли мост. Одно звено оторвалось, отъехало в сторону, накренилось и медленно, словно нехотя, перевернулось. Стоявший на нём танк свалился в Днепр. Уже стоявшие на мосту танки остановились.

– Отлично, «Бизон»! Мост повреждён, переправа сорвана. Один танк уничтожен! Возьми выше и бей так! Громи всю колонну! Передаю трубку твоему корректировщику. А вы молодцы, ребята, – сказал он, отдавая трубку Майеру.

– Это не я. Это вы.

– Первый залп пристрелочный. Двадцать метров ошибки для пристрелки – это приемлемо. Давай, так держать. А я пойду к людям. У меня трое убитых и пятеро ранено.

Танки задним ходом стали покидать мост.

Следующими залпами двух батарей были утоплены ещё два танка. Оторванные от моста понтоны сиротливо плыли вниз по течению. Немецкая переправа была полностью уничтожена.

Майер и Власов получили приказ возвращаться на батарею. Едва они выбежали на открытое место, начался мощный обстрел из-за Днепра. Противник понял, что бившая по нему советская артиллерия может скрываться только между совхозными домами.

Возвращаться назад было поздно, и артиллеристы побежали туда, куда летели вражеские снаряды. Один взорвался совсем рядом. Горячий упругий воздух ударил им в грудь и повалил на землю.

Власов быстро очухался и вскочил на ноги. Друг его лежал неподвижно, в нескольких метрах от него дымилась чёрная воронка.

– Сашка! Что с тобой?! Ты жив? – закричал Костя и принялся трясти его за плечи.

Сашка открыл глаза.

– Что?! Что ты говоришь? Я не слышу.

Из носа и ушей медленно текла кровь.

– Сашка! Ты ранен. Можешь встать?!

– Не слышу! – сказал Майер и встал на ноги.

– Бежать надо! Уже близко.

– Голова трещит, в ушах шумит. Ничего не слышу.

– Идти можешь? Давай помогу!

Власов обвил его руку вокруг своей шеи и побежал вперёд.

– Я сам! – сказал Сашка, освобождаясь из объятий друга.

На окраине совхоза за развороченным взрывом глинобитном домом лежало, уставившись в небо стволом, разбитое орудие. Его командир Рыжов сидел рядом, дрожащими руками пытаясь закурить папиросу. Рядом в разных позах лежали трое убитых красноармейцев. Санинструктор Иосиф Гольдштейн заканчивал перевязывать раненых.

Согнувшись и прячась за домами от взрывов, бежали к ним Широков и политрук Шведов:

– Товарищи, Осянин убит. Я назначен вместо него, – сказал политрук. – Раненых несите в центр к школе. Там ждёт машина.

– Майер, ты ранен? – спросил Широков. – Иди в санбат.

– Нет, я немного контужен, но могу воевать.

– Сашка, я сегодня понял, что ты мне настоящий друг, – сказал Власов.

– Почему это?

– Я подумал, что ты убит и по-настоящему испугался.

Гитлеровцы не прекращали попыток форсировать Днепр в этом месте, и вскоре сюда передислоцировался весь Сашкин полк.

Но через несколько дней значительно южнее, в районе Быхова, двадцать четвёртый моторизованный корпус немцев форсировал Днепр и стал развивать наступление на север. Навстречу ему рвался сорок шестой моторизованный корпус, переправившийся у Шклова севернее Могилёва.