Восприятие коллективным сознанием времени как некой предопределенности, благодаря чему становилось возможным предсказание судьбы, доказывается верой римлян в предсказания гаруспиков [Hist.,I,27], авгуров, а также восточных халдеев. Например, за помощью к халдеям обращались императоры Тиберий и Нерон. И тому, и другому они предсказали в будущем получение власти [Ann.,VI,21 – 22].

Предвидение, или предсказание, будущего могло произойти и через обращение к сфере воображаемого, каким было, например, время сна125. В этот момент происходило нарушение последовательности смены времен, откуда и появилась вера в вещие сны: карфагенянин Цезеллий Басс, совершив ошибку в своих расчетах на нахождение сокровища, изумился, так как «non falsa ante somnia sua, seque tunc primum elusum» («раньше его сны не были ложными, они обманули его впервые») [Ann.,XVI,3]. Следовательно, нарушение порядка течения времени могло произойти в состоянии изменения сознания. Последнее свидетельствует о том, что древним миросозерцанием окружающий мир не воспринимался как абсолютная и объективная реальность, он лишь мыслился, представлялся, творился самим человеческим сознанием.

В сны верил и император Август. Причем он не просто верил в вещие сны, но и, по утверждению автора «Жизни двенадцати царей», даже общался с богами в этих снах: «Сновидениям, как своим, так и чужим, относящимся к нему, он придавал большое значение. В битве при Филиппах он по нездоровью не собирался выходить из палатки, но вышел, поверив вещему сну своего друга; и это его спасло, потому что враги захватили его лагерь и, думая, что он еще лежит в носилках, искололи и изрубили их на куски. Сам он каждую весну видел сны частые и страшные, но пустые и несбывчивые, а в остальное время года сны бывали реже, но сбывались чаще. После того, как он посвятил на Капитолии храм Юпитеру Громовержцу и часто в нем бывал, ему приснилось, будто другой Юпитер, Капитолийский, жалуется, что у него отбивают почитателей, а он ему отвечает, что Громовержец, стоя рядом, будет ему привратником; и вскоре после этого он украсил крышу Громовержца колокольчиками, какие обычно вешались у дверей [Suet. Aug., 91].

Но в целом отношение римлян к знамениям и вообще любым предсказаниям будущего нам необходимо назвать амбивалентным. Отметим, в частности, что на страницах сочинения Светония немало описаний пренебрежения и прямых насмешек Цезаря над знамениями: «Когда же он внес законопроект о земле, а его коллега остановил его, ссылаясь на дурные знаменья, он силой оружия прогнал его с форума. [Suet. Iul., 20]. Цезарь часто проявлял крайнюю непреклонность относительно достаточно веских для других римлян знаков судьбы – гаданий: «Никогда никакие суеверия не вынуждали его оставить или отложить предприятие. Он не отложил выступления против Сципиона и Юбы из-за того, что при жертвоприношении животное вырвалось у него из рук. Даже когда он оступился, сходя с корабля, то обратил это в хорошее предзнаменование, воскликнув: «Ты в моих руках, Африка!» В насмешку над пророчествами, сулившими имени Сципионов в этой земле вечное счастье и непобедимость, он держал при себе в лагере ничтожного малого из рода Корнелиев, прозванного за свою распутную жизнь Салютионом» [Suet. Iul., 32].

Цезарь, при этом, оставался хитроумным политиком, и соглашался со знаками судьбы, если это было ему выгодно. Разумеется, он поверил в предсказание ему власти над всем миром: «А лошадь у него была замечательная, с ногами, как у человека, и с копытами, расчлененными, как пальцы: когда она родилась, гадатели предсказали ее хозяину власть над всем миром, и тогда Цезарь ее бережно выходил и первый объездил – других седоков она к себе не подпускала, – а впоследствии даже поставил ей статую перед храмом Венеры-Прародительницы» [Suet. Iul., 51]. Когда обстоятельства складывались в пользу Цезаря, он мог увидеть благоприятные знамения богов практически во всем: «Вдруг ему явилось такое видение. Внезапно поблизости показался неведомый человек дивного роста и красоты: он сидел и играл на свирели. На эти звуки сбежались не только пастухи, но и многие воины со своих постов, среди них были и трубачи. И вот у одного из них этот человек вдруг вырвал трубу, бросился в реку и, оглушительно протрубив боевой сигнал, поплыл к противоположному берегу. «Вперед, – воскликнул тогда Цезарь, – вперед, куда зовут нас знаменья богов и несправедливость противников! Жребий брошен» [Suet. Iul., 32].