— Ну что, дочь, ты рада, что мы наконец свиделись? Небось искала тятьку?

«Рада? Да не очень-то! Тятька выискался, тоже мне!» — подумала Вильфрида, скрестив руки на груди.

— И зачем явился? — спросила она холодно.

Бессмертный, конечно, предполагал, что встреча с дочерью будет не идеальной, но всё же: где уважение? Как её вообще воспитали такой? Он же отец её кровный. Ну нечисть, считай, да, но что такого-то? С кикиморой и домовым вон любезничала. А он чем хуже?

— А тебя не учили уважению к старшим, тем более к родичам своим? — спросил он, стараясь сохранить спокойствие, но в душе поднималась злоба. «Ищешь тут её, понимаешь. На ступе треклятой катаешься, а она нос воротит. Да другая на шею бы уже кинулась. Такой чародей и её отец. А эта стоит, руки в боки уперла!»

Это было последней каплей. Вильфрида подскочила к нему и ткнула пальцем ему в грудь, закричав:

— Кому сказать спасибо за их гибель? А? Ты всё это! Твои тёмные делишки привели к тому, что нет боле моей семьи. Всё ты! — она тяжело выдохнула и продолжила: — Из-за тебя кузнец побил мать, она сбежала от него со мной, младенцем на руках. Да там, в лесу, и встретила нечисть, да отдала меня, чтобы я жила. Маре меня пообещала. А сама... сама стала юродивой, тенью бездушной, считай, — Вильфрида усмехнулась. — Правда, прожила дольше, чем отец. Да и сгинула! И ты смеешь мне пенять?!

— Что? — непонимающе уставился он на неё. — А как же? Кто тебя ж растил-то тогда?

Про гибель Любавы он не знал, не допустил бы того, наверное.

Вильфрида презрительно осмотрела его и подумала: «Врёт, что не знает о моей судьбе? Или и правда не ведает?»

— Нечисть и растила, ведьма болотная да Прошка с Граней. Они моей семьёй и стали, — ответила она, отходя от него. Смахнув пыль с лавки, она присела. — Что-то тут за порядком никто не следит у тебя. Домовой-то твой где?

— Нечисть? — переспросил он, явно поражённый.

— Конечно! Ведьма Ясиня меня и растила, колдовскому делу учила да ведовскому.

Кощей начал прохаживаться по пыльному полу, понимая, откуда у дочери такие манеры взялись. Точнее, их отсутствие.

«Ладно, как-нибудь справлюсь с этим. А прошлого не вернуть и не изменить. Значит, нужно решать дела насущные здесь и сейчас», — подумал он.

— Добрышка! — крикнул он, ожидая своего домового, который должен был следить за порядком в хоромах. Но, судя по слою пыли и свисающей паутине, тот явно забыл о своих обязанностях. Вон даже все горшки тенётой затянутые стоят.

На его зов никто не откликнулся. Он позвал ещё раз, громче, но домовой так и не появился.

— Да что это такое! Стоит отлучиться на несколько веков, и всё — возвращаться уже некуда! Добрышка, а ну вылазь, говорю, разговор есть!

Вильфрида, наблюдая за новоявленным отцом, покачала головой. «Кто ж так зовёт домового, который столько веков не видал хозяев? Он небось уже на последнем издыхании. Терем-то вон тоже подправить надо бы. А сила духа в доме. Нет в доме порядка, и домовой без сил останется. А ещё колдуном себя великим кличет».

— Не придёт он к тебе, — сказала она.

— Почему это?

— Он небось лежит где-нибудь без сил и двинуться не может. А ты ещё с таким криком зовёшь, что понятно каждому — всыплешь ему.

Бессмертный задумался. А ведь дочь говорит верно, надобно того сыскать наперво, а потом и терем в порядок привесть.

Он отправился искать своего домового и нашёл его... на улице, играющим в какую-то игру (название которой он позабыл, память-то ужо не та стала) с кикиморой.

— Сил у него нет, ага, как же! — проворчал Кощей, глядя на то, как ловко дурит дух свою подружку.

Добрышка замер, сжимая в руке горошину, которую так и не успел положить на доску.