Ворожея: Кощеева дочь Тося Шмидт, Татьяна Смит

1. Скандал

— Ты как вообще это допустил?! — Мара появилась перед ним из ниоткуда. — Додумался ж отдать девке чура. На него теперь никакой управы не сыщешь!

Чернобог лениво отмахнулся от жницы, будто от назойливой мухи. В последнее время сил оставалось всё меньше, и желания спорить не было.

— И не маши на меня! Сам знаешь, на что способен твой внук! Не на мой трон он метит, а тебе хоть трава не расти, — словно склочная баба, раскричалась богиня. — Будто то одной мне надо!

— Не посмеет, — лениво заметил Пекельный князь.

— А ежели посмеет? Тогда что?

— Тогда и думать стану, а пока отстань от меня, сил нет никаких ужо с вами воевать!

Мара задохнулась от возмущения, она, значит, его Пекло спасать пришла, а он её будто сенную девку прочь отсылает.

— Я-то уйду, а вот ты ещё придёшь помощи просить!

— Ведьма-то не пришла, — приоткрыв закрытые было глаза, усмехнулся Чернобог.

— Так ежели б ты князя не спровадил, то и пришла б! — вскипела жница. — Она мне обещана, а вы всё делаете, чтоб мне не досталась девка!

— Он тут мне предательство сеять начал и смуту, мне зачем его тут держать? Коль бы не ты, я б его вовек к себе не потащил. От этих людей одни беды.

— Ну и разбирайся сам со своими внуками! А Красимил ужо проход на гору закрыл. Сейчас дочь силой поделится, и к тебе придут, попомни моё слово! — Мара взмахнула подолом и захлопнула дверь.

Мужчина устало закрыл глаза.

— Придут-придут, как же придут они. Нужен я им больно. А вот тебе девка, смотрю, нужна, ну так сама и разбирайся с ней, — произнес он в пустоту.

То, что жница не отступится, покуда есть возможность ведьму своей жрицей сделать, он знал, но надеялся, что придумает внук его, как дочь защитить. Мару Чернобог боялся боле, чем Кощея, тот пусть и непутёвый, но внук, ему и так однажды этот трон достанется. Саму смерть поборол. И того ему Мара никак простить не может.

Он достал из кармана сосуд с душой и усмехнулся. У него есть управа на них, а вот у жницы такого не будет.

— Как вы могли то допустить, а? Я вас спрашиваю!? — крик домового заставил всех вздрогнуть. Кричал он уже третий день, пора бы привыкнуть, но не выходило. Мужчины снова бросились прочь из горницы в трапезную.

Князь и Эгиль столкнулись плечами, и их чуть отбросило друг от друга. Хотели уже было что-то сказать, как снова прозвучал громкий возглас:

— Вот я вам, окаянные! — Прошка соскочил с лавки (откель только там взялся?), попутно скинув половик, которым та была накрыта, на пол. — Это ты всё! — ткнул он пальцем в Светозара, топнул ногой и отвернулся. — Твой волхв приволок ей этого чура, мол, вот от твоих родичей остался. Накликал беду токма! Привлёк нечисть костлявую! — схватил себя за волосы и, дёрнув их в стороны, опять закричал. — У-у-у-у, я вам! А ты?! — повернулся он к Эгилю. — Чего глазёнками своими стоял хлопал? Не ты ли пел, что любишь её!? Чего тогда допустил вот этого? — домовой указал головой на место, где исчезла ведьма. — А всё ведь с тебя началось! Явился, видите ли, Ясине передать что-то надобно было от отца. Ага, конечно! Вон оно как, оказывается. Ты заодно с Кощеем! И ты, — опять обратился к князю. — Чего тоже уши развешал?! Надо было хватать её да бежать отсель. Ты ж сразу узнал в этом мужике Кощея, сам же её спас от него! Сам говорил. Нет, стояли, смотрели, как он мою Вилушку утаскивать станет. Супостаты!

Домовой пнул князя, стоявшего ближе всего, по ноге и сел обратно на лавку, дёргая опять свои волосы.

— Эт что же получается? Она внучка Чернобога? — спросила Гранька, прохаживаясь туда-сюда.

Никто ей не ответил, да и зачем, ежели она и так знала ответ.

— Кудыкина гора... — протянул Светозар, вновь вспоминая сказки. Кто бы мог подумать, что его любимые россказни нянюшки так ему пригодятся. Но пока в голову ничего не приходило.

— Просья, ты со мной? — спросил домового Эгиль. — Что зря сидеть и кричать. Надобно уже в путь собираться.

Тот дёрнулся, да клок волос-то и выдрал. Глянул на него и бросил себе под ноги.

— А ты будто знаешь, где эту гору сыскать? — спросил его он, смотря на северянина снизу вверх.

— Всё переверну, но её найду! Нойда моей станет.

— А от Мары ты её как спасать будешь? — уличив момент, влез князь.

— Спасу, тебя не спросив, — огрызнулся северянин. — Так что, гутгин, ты со мной? — повторил он вопрос.

— Я пойду! — выкрикнула Гранька, подходя ближе к Эгилю. Скосила зелёный глаз на Светозара, показала тому язык и отвернулась. Северянин ей больше нравился в качестве мужа для Вильки. От рода Светозара ничего доброго и не жди. Сперва Яська из-за них на болоте оказалась, теперь вот Вилу утащили не пойми куда.

— А чего это ты вперёд меня вылезла? Меня спрашивал он, а ты... Ух я вам бабам! — погрозил кулаком кикиморе. — Сидеть вам дома надобно, а не шляться по землям да морям разным. А тебе вообще в болоте место, а не здесь! Попёрлась она, чего в избе не сиделось? — домовой, найдя новый повод покричать, тут же это и устроил.

— Я тебе сейчас покажу место в болоте! — вскинулась кикимора и начала наступать на Прошку, тот выпятил грудь вперёд и стойко сдерживал её натиск вытянутой рукой, но стоило ей подойти вплотную, как домовой выдал:

— Я ж люб тебе, а значит, и бить не сможешь! Иначе ж кака такая любовь-то?

Кикимора замерла на месте, задумалась. Затем усмехнулась, да и врезала ему подзатыльник.

— Лишним не будет, гляди ума прибавит, — добавила та и отошла, на соседнюю лавку присела.

— Ээээ, ты баба аль кто? Где это видано, чтобы мужиков били… Завсегда в дому мужик хозяин, а ты, — возмутился Прошка.

— А так я не баба... Я кикимора болотная, так что терпи! Сам говаривал, тебе моя любовь не надобна.

— А ну тихо вы оба! — выкрикнул князь, ему уже порядком надоели эти вечные споры. — Вилу спасать надо, а вы только ругаетесь.

— Прежде чем спасать, гору бы сыскать, — резонно заметил домовой.

— А вы б вот помолчали, может, я б чего в сказах кормилицы и вспомнил, — буркнул Светозар.

Эгиль сидел молча, изредка морща лоб, он слышал немало сказаний о волшебных местах Руси и теперь пытался отыскать в памяти, нет ли там чего про Кудыкину гору. Вспомнился ему сказ про Ратибора и страну Беловодье. В голове будто голос зазвучал старика того, что баял ввечеру им сказки разные:

«В стародавние времена, когда земля ещё молода была, а люди с богами бок о бок жили, слыхали о земле дивной, зовомой Беловодьем. Край тот светел да чист был, будто само небо на землю спустилось. Вода там бела, как молоко, а трава зелена, словно смарагды. И стоит посреди той земли гора высокая, зовомая незнамо как.

Говорят люди ведающие, что на той горе спрятано счастье великое, да не всякому оно открывается. Только чистый сердцем да душой светлой может путь туда отыскать. А путь тот неблизкий, через земли югорские, через булгар да вымяков. А те больно воинственны, не каждый пройдёт.

Жил в те времена молодец, кликаемый Ратибором. Слыхал он о Беловодье да о незнамо какой горе и возжелал счастья того великого найти. Собрался он в путь-дорогу, взял с собой меч булатный да коня верного.

Шёл Ратибор долго, через леса дремучие, через реки быстрые. Встречал он на пути своём зверей диких да духов лесных, но не страшился, ибо сердце его чисто было.

Дошёл он до земель югорских, победив и булгар лютых, и хитрых вымяков обдурив. Тут и увидел он гору ту самую, великую. Стоит она, будто страж древний, вершиной своей в небо упирается. А на верхушке её, видать, град богов, хоромы их там стоят.

Поднялся Ратибор на гору ту и видит — стоит перед ним старец седой, борода до земли, а глаза светятся, как звёзды.

— Зачем пришёл, молодец? — спрашивает старец голосом, что громом раскатистым звучит.

— Ищу счастья великого, что на сей горе сокрыто, — отвечает Ратибор.

— Счастье твоё не в горе сей, а в сердце твоём, — молвит старец. — Кто чист душой, тот счастье своё везде найдёт. А кто злобой да завистью полон, тому и гора сия не поможет.

Понял тогда Ратибор, что счастье его — не в богатстве, не в славе, а в том, чтобы жить по совести, да людей добром помнить. Поклонился он старцу низко и отправился обратно в свои земли.

А старец тот был великий бог Велес. Добру учил он завсегда людей, а гора та испытанием их была. Лишь сильный и смелый мог булгар пройти, лишь чистый и светлый найти, как с вымяками сговориться.

И таким людям дарил он свой свет и речи мудрые. И становились они ещё мудрее».

Задумался Эгиль, не та ли это гора? Если так, то путь им предстоит дальний. Глянул на Светозара, тот тоже притих, сидит, кумекает что-то.

А вспоминал князь тоже сказ, только нянюшкин, про великого змея Горыныча, сына Чернобога, что охранял гору волшебную, и в его голове зазвучал голос нянюшкин:

«Во времена древние, когда земли скифские простиралися от востока до запада, и небо близ земли было. Говаривали люди о Змее Горыныче, страшном и триглавом. Сей Змий огнём дышал, живя на верху самом горы волшебной, что возвышается посредь степей бескрайних. Гора та была непроста, но силу имела древнюю, от богов самих данную. Говорили, что в ней сокровенный ключ ко всем тайнам мира спрятан, но никто не осмеливался всходить на верх её, ибо Горыныч стерёг ту, яко око своё, а то и пуще.

Змий тот был не токмо стражем, но и карой людской. Когда месяц грозник бывал, снисходил он с горы и дань требовал: серебро, скот, а порой и души человеческие, да всё девками ладными. Скифы трепетали пред ним, но никто не мог противиться силе его. Огонь, исходящий из его уст, палил всё на пути своём, а яд от дыхания его мог умертвить и сильнейшего воина.