— Дурак он просто, счастья своего не видит, вот и всё, — отрезала жена домового. — Хорошая баба, ну пущай она и кикимора, какой прибыток в хозяйстве. Я вона пирогов напекла, терем прибрала. Сейчас Добрыша придёт уставший, а ужин готов, горшки помыты. А так бы что? Трать силушку свою, сам всё делай. Чтоб хозяин не осерчал. Так что дурак твой Прошка, как есть дурак, — снова повторила Купавна. — Кого хошь спроси. Все скажут, что баба — первое дело в дому, без нас никуда. Дите не родится, уюта и тепла не станет. А рубаху обережную кто соткёт да сошьёт? То-то же!

Вильфрида задумалась, права кикимора. Без баб жилось бы куда хуже. Считай, весь дом на жонках да дочерях и держится. Без женщины ни дитёнок не народится, ни поле урожая не даст, ведь только бабы и катаются по нему, силу свою отдают. Мужики потом токма засевают его семенем ярилиным, чтобы было из чего расти. Но и без них ведь никуда, получается? Это она и спросила у Купавны. Та важно кивнула.

— А то как же, не зря же боги двоих сотворили-то. Не просто так даже звери парами живут.

Долго они ещё говорили о всяком. Пока Добрышка не пришёл. Ходил он в соседнее село и вот вернулся. Вошёл в двери, обутки снял, стоит, на жену смотрит.

— Смотри, Купка, чагось я тебе прикупил, там купец проезжий был, — довольно улыбаясь, он вытащил из кармана синюю шёлковую ленту.

Кикимора с визгом на шею ему кинулась, да с ног сбила. Она-то поздоровее его была, вот и не устоял под напором радостным. Тут же побежала, схватила медное зеркальце, невесть откуда притащенное Кощеем, и ленту вплела в свои космы. Вплела и давай крутиться, на себя любоваться. А Добрышка стоит, довольный собой. Угодил бабе. Много ли той надобно, ленту купил, и она радая.

А та накрутилась и побежала на стол горшки из печи метать. Мужа-добытчика кормить. Добрыша сел за стол, обтёр лодку, которую вытащил откуда-то из-под полы, и принялся за обед. Ел он с аппетитом. Обсасывал рыбьи косточки, закусывал блинами с припёком и без. Потом сытно рыгнул. Утёр рукавом бороду и развалился на лавке. Рассказал, что местные рады, что хозяин вернулся.

Чем не мало удивил Вильку. Та считала, что Кощея боятся все, злодеем считают, а тут вона оно как. Оказывается, местные его любят, считают хорошим князем. Пусть и всего трёх селений. Сами они захотели, чтоб именно он над ними княжил. Нешто не знали про девок в погребце, аль то Мары происки всё ж? Но того без отца не узнать. На двери, ведущей туда, замок висит, ещё и магией запечатанный. Девушка вздохнула и пригорюнилась. Купавна приобняла её за плечи и села рядом. Так и сидели, молчали. Покуда в дверях жихарь не показался.

— Хозяйку в баньку просят, готова, — сказал он, просунув в приоткрытую дверь лохматую голову.

Ведьма поднялась и вышла во двор. Посмотрела на темнеющее уже небо и отправилась на помывку.

В бане было тепло. В плошках горел жир, мягко освещая помещение. Всё вокруг было укутано густым паром, который, будто пух, обволакивал всё тело.

Баня встретила её густым, насыщенным духом трав, которые испокон веков использовались для очищения тела и духа. Воздух был наполнен пряными, сладковатыми и свежими запахами. Вильфрида легла на полок и сразу почувствовала, как её окружает тепло. Она закрыла глаза, вдыхая пар, который казался почти осязаемым.

— Хворобой, — прошептала ведьма, узнавая слегка горьковатый запах с нотками смолы и свежескошенного сена. То была хорошая трава, отгоняющая злых духов и приносящая в тело здоровый дух.

Она глубоко вздохнула, и в нос шибанул тёплый, пряный чабрец. Он укреплял дух, и Вилька будто почуяла, как мысли её становятся ясными и светлыми. Хорошо постарался банник. Хорошие травы выбрал для пара.