Девушка полежала ещё немного, позволяя жару нагреть её тело, и окатилась водой с лёгким запахом холодянки, что смыл с неё усталость. А девичий цветок, добавленный в воду, помог ей расслабиться. Она села на лавку и принялась натирать волосы смесью золы и трав, напевая песню для густоты волос.

Банник поддал парку, и её обдало горьким, терпким запахом вдовьей травы. «И про неё не забыл, — подумала Вила. — Защита от нечисти — дело хорошее, а для домашних духов она не страшна».

Обдериха дождалась, пока девка промоет волос, и снова её на полок загнала. Начала хлестать свежим берёзовым веником, сил придавая.

Тёплая, слегка пряная материнка заполнила баню уютом, видимо, и её в веник добавили, и Вильфрида вспомнила, как бабушка рассказывала, что та приносит радость и успокоение.

Она открыла глаза да огляделась. Баня была наполнена не только теплом и паром, но и силой трав, которые веками помогали людям обретать здоровье и покой. Вилька почувствовала, как её тело и дух наполняются силой великой, и улыбнулась.

В бане оно завсегда так: помоешься и будто заново народился. Закончив мыться, она поблагодарила банника да обдериху, поклонилась им в пол и вышла на улицу.

Свежий ветерок приятно холодил разгорячённое тело. Она улыбнулась, подставляя под него лицо. Постояла немного и отправилась в терем.

Там её уже ждали. Едва порог перешагнула, как кикимора ей кваса налила холодного, ледника принесла для неё. Пододвинула миску с блинами. Девушка с аппетитом поела и зевнула, чувствуя, как закрываются глаза.

— Умаялась девка совсем, иди почивать уже. Завтра, глядишь, и батька явится, — захлопотала вокруг неё Купавна.

Вилька ещё раз зевнула и поднялась. И то верно, что зазря сидеть. Она поднялась по крутой лестнице и вошла в горницу. Присела на кровать, накрытую шкурой. Расчесала свои длинные волосы. Заплела на две косы и легла, накрывшись шкурой. Ночи становились уже прохладными, но очаг пока не топили. Да и под мехом медвежьим тепло было. Тем более Добрышка каждый вечер её шкуру перед печью грел. Чтобы ей теплее спалось. С теми мыслями и заснула с улыбкой на лице.

7. В гостях

— Ох, горемычный же ты… — бормотала старуха, глядя на Светозара. Её глаза светились из-под нависших седых бровей в полутьме избы, и князь невольно подумал, что в них читается не только насмешка, но и какая-то древняя, нелюдская мудрость. — И как тебя угораздило-то с летавкой связаться? Её чернота в тебе сидит.

Князь тряхнул головой, пытаясь отогнать туман, застилавший его мысли. Ягиня, которая сейчас кружила около него с пучком дымящихся трав, притащила его к себе в избу седмицу назад. Всё началось с того, что он, пытаясь разглядеть что-то в колоде, получил удар под зад и врезался головой в дуб. Чуть дух не испустил. И зачем, спрашивается, полез туда разглядывать? Но зато разглядел во всей красе. У бабки в сарае.

Ядвига, ведьма, в своей ступе, созданной Марой из помирающего лешего, и притащила его. Ступа, как оказалось, была с норовом. Старуха со смехом рассказывала, как её внук пытался её объезжать.

— И вот токма ногу занесёт, а она шмыг — и в сторону, — заходилась хриплым, каркающим смехом ягиня.

Отмыв его в бане, она поила его отварами, чтобы разум не потерял, кормила сытными наварами из мяса дичи, что ей приносили селяне за помощь. А теперь вот пыталась изгнать из него то, что поселилось в душе после Пекла.

— Ох, и знакомую силу чую, — бормотала ведьма, водя над его головой пучком дымящихся трав.

Тот чадил дымом, мелкие искры падали на лицо Светозара, заставляя его морщиться. От чего та лупила его по затылку и ворчала: