Много духов в тереме водилось, не то что в её избе на болоте. «Будь там также, Гранька давно б себе мужа сыскала да не мучила Прошку тем. Но что теперь, как вышло…» С теми мыслями девушка вышла из овина, потянулась, подставляя лицо тёплому осеннему солнышку. Хорошо тут всё-таки, спокойно. Лес вон какой густой. Видно, что и леший тут хороший, хозяйственный. Надобно будет и с ним познакомиться, сходить по грибы, покуда ещё есть, да по ягоды. Но грусть по домочадцам всё равно не отпускала. Хорошо-то хорошо тут, но дома со своими близкими оно ж завсегда лучше. Но пока нет ей отсюда выхода, а то она уже проверила, на воротах лежало заклинание, что не выпускало её. За забор ей ходу не было, придётся тут обживаться.

А потому, откинув мысли печальные, отправилась в баню, по дороге зайдя в терем. Захватила с собой ломоть ноздреватого, ещё тёплого хлеба, щедро посыпав тот крупной, слегка сероватой солью с травами. Знала она, что больно охоч до такого лакомства дух банный.

Зайдя в тёмную баню, оставила дверь приоткрытой, чтобы хоть немного света было. Положила угощение на лавку да поздоровалась с поклоном.

— Здравствуй, дедушка банный! Выйди покажись, хлеба отведай, — проговорила ведьма положенные в таком деле слова.

Дух себя ждать не заставил. Из-за печи показался худощавый голый старик. Причинное место которого лишь бородой, что тянулась по полу, скрыто было.

— Кто это к нам пожаловал? — подслеповато щурясь, спросил он. — Дух хозяйский чую, но то не Красимил, будь он не ладен. Баня скоро развалится, а его бесы где-то носят, — ворчал банник. — Придёт ужо мыться, кипятком оболью. Будет знать, как баню бросать!

Совсем непохожий на духа из бани на болоте, он меж тем ворчлив был, как и тот. Прилипшие старые листья от веников тихо шуршали, когда он двигался.

«А баньку б и правда не мешало подчинить, — заметила про себя Вильфрида. — Доски на полу совсем прохудились. Крыша тоже с прорехами. Очаг бы перекласть не мешало. Совсем отец не следит за хозяйством своим. Но то дело поправимое, сейчас освоюсь сама тут и всё приведу с духами вместе в порядок».

Она и сама не заметила, как уже начала заниматься обыденными делами, пусть пока лишь в мыслях, будто ей тут жить дальше. А пока вслух другое сказала:

— В полоне тятька был, не досуг ему было.

Банник подумал, кивнул, мол, понимаю. Из-под полока вылезла и жена его на шум. Обдериха была лохматой, немного горбатой и пузатой бабой. То ли на сносях, то ли просто живот большой отрастила. Длинные волосы скрывали её, считай, до пят. Она взмахнула сухонькими ручонками с длинными чёрными ногтями.

— Гости никак у нас. Нешто баньку истопить решили? Мы тут какой год уже мёрзнем без тепла, чуть совсем не погибли, — запричитала она.

Вилька успокоила семью духов, отныне, сказала, банька как и положено будет топиться — два раза на седмице. И сегодня она просит их её истопить, ей помочь, чтобы жар был добрый, но крепкий. Трав добавить в воду разных, чтобы хвори да недуги прогнать.

Обрадовались банники, принялись тут же печь чистить от золы старой да дрова таскать. Вильфриду отпустили пока, мол, иди, не мешай, мы тут сами всё сделаем.

Она и пошла. В тереме тоже дел ещё много было. Надобно было с кикиморой запечной познакомиться, что приходилась женой Добрышке. Домашние кикиморы они посмирнее болотных будут, оттого часто и берут их домовые в жёны. Домових мало нарождается, да и не все хотят в чужом дому лишь жонкой быть. Хозяйкой-то в избе всяко лучше. Вот оттого чаще всего и женятся домашние духи на кикиморах, что за печью живут. «Была б Гранька такой, глядишь, и Проша б меньше нос воротил, — подумала девушка. — Но Граня болотная, а они ой с каким норовом!»