— Издалеча путь держите?
Эгиль кивнул, мол, да. Лишнего он старался никому не рассказывать. Зачем то людям сторонним знать.
— Осень-то нонче какая тёплая, — пробормотал мужик, явно что-то другое сказать хотел, но смолчал.
В ответ лишь нового кивка удостоился.
— Я по делу пришёл. Вои-то твои небось по девкам соскучились, а нам новая кровь не помешает, — наконец перешёл Гарай к сути. — Так ежели кто хочет, может себе какую нравится из свободных выбрать. Может, кто и понесёт. Ночь-то сегодня вон какая дивная. Крепкие дети от таких ночей да робят нарождаются.
Эгиль усмехнулся, им такое предлагали часто. Деревни, что особняком жили, часто пришлым своих девок предлагали. И им хорошо, свежая кровь в селении будет, и пришлые спокойнее, делом занятые, дурить не станут. Потому кивнул, мол, пусть идут, кто хочет. Почти половина хирда и ушла. Нарезвятся за ночь. А к утру другие их сменят. Многие в селе понесут в этот день. А по лету появятся детишки, светлые, крепкие, на отцов своих похожие. Может, как ещё сюда заглянут. Тогда оставят этим детям тятьки вероятные подарки. Как не оставить, ежели и твоя кровь тут бегать может. За то и любили многие северян. Щедрые, крепкие, они оставляли хорошее потомство после себя, а ежели снова появлялись, то и одаривали матерей лентами да серебром. Не разбирая, чьё там дитя бегает. Главное, что их, северное. Не все, конечно, такие были, кто-то силой брал, что его по праву, но хирд Эгиля не любил мирный люд попросту обижать.
6. Домашние духи
Вильфрида лишь на третий день смогла добраться до знакомства с банником да овинником. То одно, то другое в дому отвлекало её от знакомства с духами. Даже в погребец так и не сходили. Кощей сразу опосля обеда куда-то смылся, только и видели они с Добрышей, что край его чёрного плаща, что мелькнул в воротах.
И вот наконец она решила сходить до овина, познакомиться с тем, кто хозяйство отцовское хранит. Зашла в сарай, поклонилась, поприветствовала духа как положено. Дары принесла: миску каши да кусок сыра. Поставила их в угол, позвала хозяина гумна. Осмотрела снопы, что лежали готовые к молотьбе. «Видать, кто-то тятьке из окрестных деревень полюдье платит», — подумала она.
Тут и сам овинник вышел. Росточку невысокого, чернявый. Стоит, за ус себя длинный дёргает да на неё чёрным глазом косит.
— С чем девка пожаловала? — заговорил жихарь, голос был немного скрипучим, протяжным.
Тут из-за спины его и жихарка выглянула, крепкая округлая баба, да пара малых жихарят. Тех ведьма разглядеть толком и не успела, мать тут же их за спину согнала. Овинник оказался духом обстоятельным, семью завести успел даже. Но то и хорошо, большой толпой-то завсегда проще запасы от мышей да прочей мелочи беречь.
— Познакомиться зашла, — проговорила Вилька. — Я какое-то время у отца поживу, а потому нужным посчитала и духов знать.
Жихарь важно кивнул. Мол, дело хорошее. Хозяйка в дому всегда к добру. Показал ей припасы, зерно, орехи на зиму, гору тыквы да кадушки с груздями и яблоками. Всё у него тут хранилось. Жонка его следом ходила, будто колобок катилась по пятам. Один из жихарят, мальчонка в драных портах, так и норовил ухватить ведьму за подол. Мать то и дело шикала на него.
— Не балуй! Не видишь, хозяйка по делу пришла, а ему всё играться. Вот я тебе ужо уши-то повырву, — выговаривала она непоседливому мальцу. Но в голосе не было злобы, лишь тепло материнское.
Тот на какое-то время отставал, а затем вновь принимался за своё. Наконец, осмотрев все владения семьи гуменных духов, Вила откланялась. Пора и честь знать. Да и к баннику наведаться с обдерихой. О том, что и тот семьёй живёт, токма без деток, ей жихариха рассказала. Мол, обдериха пусть и злобный дух, но баба смирная, почём зря не шалит.