Вооружены и прекрасны Ната Лакомка

1. Глава 1

- Обожаю, когда вызывают в такие культурные места, - сказала я, выпрыгивая из полицейской «таблетки» на парковку, возле выставочного зала. – В театре я была, в консерватории тоже, и в университет заезжала, а теперь вот до выставки дошла. Красота!

- Воруют везде, - пробурчал Владик Воронов, наш опер, который дежурил со мной на этих сутках.

- Но тут-то воры, наверняка, культурные, - заметила я, поплотнее запахивая куртку, чтобы спрятать пистолет от моросящего холодного дождя, ну и самой тоже спрятаться.

- Ага, это всё меняет – культурные жулики, - съязвил Владик и поёжился: - Ну и погодка… И ведь уже весна.

- Ну какая весна, о чём ты? Март только начался. У нас это не весна, а ещё зима, – мы побрели в сторону выставочного зала, оранжевые пятна фонарей отражались в тёмных лужах.

- И почему они всегда вечером сообщают о кражах? – бурчал Владик. – Ведь телефон у них украли ещё утром. Трудно позвонить, что ли?

- Не ной, - посоветовала я ему. – Какая разница, когда сообщили? Наше дело – материал собрать. Всё равно найдём, только когда телефон сыграет.

- Ага, через год, - проворчал он.

- Это уж как получится, - сказала я философски.

На крыльце выставочного зала нас поджидал эксперт – длинный дядька в очках и с пышными усами, как на старинных портретах.

- Привет, рыжая-бесстыжая! – поздоровался он со мной. – Погодка шепчет, а?

- Рыжую – прощаю, за бесстыжую дам по физии, Алексей Степанович, - привычно ответила я ему, поднимаясь по ступеням.

- Да ладно, Анютка! – не поверил он. – Я с тобой пять лет работаю, ты мне ещё ни разу не дала.

- И не дам, вы не в моём вкусе, - огрызнулась я и толкнула дверь.

Внутри было темно – свет на первом этаже уже погасили, но на втором горели лампы. Туда я и пошла, пока эксперт с опером делились впечатлениями от дня дежурства, обсуждая выезды, которые прошли без меня.

- Есть кто-нибудь? – позвала я, поднявшись по широкой мраморной лестнице.

Лампы на втором этаже здесь горели только над выставочными картинами. Китайская живопись. Цветочки, птички, иногда – воздушные девы с нежно-розовыми личиками. Как будто китаянки такими бывают. Они все смуглые, с желтоватой кожей. Ничего общего с богинями на картинках.

Я пошла по залу, высматривая хоть кого-нибудь из персонала, но было тихо и пусто, так что даже немного жутко. Сразу вспомнился фильмец про ночь в музее…

В центре висела огромная картина – на серой немного затёртой бумаге, с чуть поблекшими красками. Я невольно остановилась, разглядывая её. На картине изображался цветущий сад – всё в типичной китайской манере, широкими мазками, вроде как ребёнок рисовал, но в этой мазне сразу и безошибочно угадывались цветущая слива, дикие орхидеи, хризантемы и бамбук. И женская фигура – типичная для китайского искусства. Воздушные одежды, розовое личико, слишком большие глаза, и даже прядки надо лбом художник умудрился сделать рыжеватыми. Прямо польстил модели. Сначала я не поняла, что зацепило меня в этой картине, но чем дольше смотрела, тем больше понимала – картина неправильная. И не из-за розового личика китайской красавицы.

Продолжая разглядывать картину, я неожиданно обнаружила в зарослях бамбука нарисованную змею. Притаившись среди травы, она свилась в клубок и настороженно подняла треугольную голову, следя за красавицей в воздушных одеждах.

Глупая картина.

Я обернулась и чуть не вскрикнула – из-за стола администратора на меня смотрел старик-китаец. На жёлтом морщинистом лице глаза казались чёрными щёлочками. Старик улыбался, и редкий белый пух на макушке и висках колыхался, как от ветра. Только потом я сообразила, что рядом со стариком работает кондиционер и гонит поток воздуха.

- Полицию вызывали? – спросила я по-русски.

Старик продолжал сидеть за столом, разглядывая меня глазами-щёлочками, и улыбался. От этой улыбки мне стало немного не по себе, и я набрала номер Владика.

- Поднимайтесь на второй этаж, - велела я ему, а сама спросила уже на китайском: - Вы вызывали полицию? Могу я увидеть администратора?

Седые брови старика приподнялись, но улыбка стала шире. Он всё так же разглядывал меня и молчал, и это начинало нервировать.

- Позовите администратора, - попросила я снова.

- Она уже себе собеседника нашла! – восхитился Алексей Степанович, выныривая из темноты в свет ламп. – Анютка, ты, правда, по-китайски понимаешь? Или просто дурачишься?

- Отвалите уже? – вежливо попросила я его.

- Что за идиоты! – заблажил Владик, появляясь следом за экспертом. – Позвонили под вечер, да ещё и оставили тут обезьяну, которая на нормальном языке ни бельмеса! Где сейчас переводчика на ночь глядя найти?!

- Спокойно, - одёрнула я его. – Попробую ещё раз. Правда, произношение у меня не очень…

- Анютка! Да признайся уже, что ты нас дуришь, - хохотнул эксперт. – Я тоже так по-китайски могу, - и он затараторил: - хамчеремчи-шиши-мыши…

- Сейчас приглашу администратора, - сказал вдруг китаец на чистом русском. – Телефон нашёлся, мы уже звонили в дежурную часть.

Он вылез из-за стола и оказался такого маленького роста, что едва доставал макушкой мне до плеча. Поклонившись, старик засеменил по коридору и исчез в темноте, а мы так и стояли столбом, глядя ему вслед.

- Опасный тип, - я первая пришла в себя. – Молодец, Владик, хвалю. Между прочим, «обезьяна» - это уже дипломатический скандал.

- Да кто же знал, что он понимает… - выдавил опер, бледнея и краснея.

- Суперское оправдание, - похвалила я его. – Знаешь что? Иди-ка ты в машину. Пока ещё чего-нибудь не наговорил.

Владик послушался совета и умчался быстрее ветра, дующего с китайских гор, так что администратора – русскую женщину бальзаковских лет и купеческих размеров – мы встретили вдвоём с Алексеем Степановичем.

- Здравствуйте! – затараторила она. – Произошла досадная ошибка! Я оставила телефон в бухгалтерии, а у него села батарейка… Мне же ничего за это не будет? Я же думала, что украли…

- Ничего не будет, - перебила я её. – Телефон покажите, пожалуйста.

- Сейчас… - она захлопала на нас накладными ресницами. – В кабинете оставила… Сейчас принесу!..

Купеческая дама поплыла туда, откуда приплыла, и Алексей Степанович неловко пошутил:

- Сейчас выясним, что телефон украли из кабинета.

- Вот о плохом не надо, - попросила я и обратилась к старичку-китайцу, который снова уселся за стол, внимательно наблюдая за нами глазками-щёлочками: - То, что вы слышали – это просто игра слов. Это не про вас было.

Он несколько раз кивнул и разулыбался. Я тоже постаралась улыбнуться в ответ, чувствуя, что получается фальшиво. Владька – точно идиот. И если старик пожалуется…

- Вам понравилась эта картина? – китаец указал сухоньким пальчиком на цветущий сад, который я только что рассматривала.

Я не удержалась и снова посмотрела на картину.

- Это – самая известная картина моей страны, - продолжал старик. – Сможете разгадать сюжет?

- А что тут разгадывать? – пожала я плечами. – Всё понятно. Красоту и молодость подстерегает смерть. Только картина неправильная. Все эти растения в одно время не цветут.

- Это аллегория, - вежливо поправил меня китаец. – Здесь изображены четыре благородных растения Китая, они обозначают четыре обязательных качества достойного мужчины. Это картина Гу Кайчжи. Династия Цзинь. Это – жемчужина нашей коллекции. Мы заплатили за неё очень, очень большую сумму, чтобы люди могли увидеть великое творение нашего прославленного художника. Мне приятно, что вы сразу её оценили.

- Династия Цзинь… Красота… - протянул Алексей Степанович с преувеличенным благоговением.

Сомневаюсь, что он представлял, что это такое, а я представляла. И не удержалась – хмыкнула.

- Что такое? – тут же спросил у меня старичок.

- Сомневаюсь, что это – династия Цзинь. Женщина нарисована явно под влиянием европейского искусства.

- Какая женщина? – озадаченно спросил эксперт.

- Да вот же, - я указала на фигуру красавицы.

- Точно, женщина… - удивился он. – Как это я сразу не заметил? А ещё – Зоркий Глаз, - он поправил очки.

- Стареете, - авторитетно сказала я. - На картинах эпохи Цзинь люди никогда не изображались с такими глазами. Там глаза – две запятые, а вместо носа и рта – вопросительный знак. А это – работа девятнадцатого века. Или даже двадцатого.

- Вы ошибаетесь, - спокойно возразил китаец, но глазки-запятые весело заблестели.

- Меня отец с восьми лет по всем музеям Пекина таскал, так что вряд ли ошибаюсь, - сказала я и тут разглядела ещё кое-что интересное. – Ух ты! А в руке-то у вашей красавицы Цзинь – пистолет! Стопроцентно – подделка.

- Пистолет? – китаец очень проворно вскочил на ноги и засеменил к картине.

- Пистолет, - подтвердила я. – Вот, на боку, в кобуре, как и полагается. Алексей Степанович, ведь пистолет же?

С минуту мы толкались у картины, разглядывая изображение женщины.

- Точно, пистолет, - подтвердил, наконец, эксперт. – Ну или банан… по форме тоже похоже..

- Какой банан? – презрительно сказала я. – Китаянка с пистолетом – замечательное старинное искусство.

Тут вернулась тётя-администратор в компании с телефоном, и картина перестала меня интересовать.

- Алексей Степанович, - сказала я, доставая из папки бланки, - шлёпните мне панорамку зала, а потом телефон с имейлом.

- Шлёпну, дорогая, от души шлёпну, - пообещал он.