Вдруг все остановились – вышли на какую-то проселочною дорогу. Я тут же плюхнулся на траву и растянулся во весь рост и не я один. Я усмехнулся. Остались стоять: Ворон, Мороз и их ближники.

– Лука, – позвал Ворон. – По этой дороге из Суздаля бежал ты?

– Хыть, по ней, а там мы нашли Перуныча, нагого и без чуйств.

– Газу.

– Блииина… – больше про себя, чем вслух простонал я.

Но поднялся, и мы углубились в лес, куда указал Лука.

Тучки снова набежали и закрыли солнце. В лесу было сыро и прохладно, что подействовало на меня освежающе. Двигались всё также в полной тишине, дед Лука всё также собирал ягодки.

Я уж было подумал, что дед чего-нибудь напутал, но тут мы вышли на небольшую полянку и мне вспомнилось слово – капище. Именно это слово больше всего подходило к тому, что мы увидели: небольшая поляна, поросшая травой да бурьяном, с разбросанными камнями и деревянным идолом по середине, высотой около трёх метров. Потемневший от времени, рассохшийся с обугленной верхушкой, расщепленной на метр.

– Лука! – позвал Ворон. – Здесь нашёл ты?

– Тута, – дедок направил ладони на идола. – Оно пылало, яко в бездне.

– Такому отродью здесь только и место, – усмехнулся Баламут, глядя на меня.

– А Перуныч был где? – спросил Ворон.

– А Перуныч прямо тута и лежал, где ты стояшь.

– Угу, – посмотрел под ноги Ворон, посмотрел на меня. – Припоминаешь что-нибудь ты?

– Не а, – я пощупал левый локоть, подумал. – Пока нет, но, может, надо осмотреться здесь, поискать какие-нибудь улики?

– А кохля тебе на кой? – заржал Баламут, – ты чё их жрать собрался?

Я недоуменно посмотрел на Ворона.

– Зачем улитки тебе? – спросил Ворон, тоже недоумевающе глядя на меня.

– Блииин! Какие улитки, – опешил я. – Это вещьдо… блиииин, ну, вещи, которые могли оставить те, кто меня сюда притащил.

– Ай, ну извиняйте, – сказал Баламут, разведя руки чуть в стороны, – мы по-польски не разумеем.

– Так учи, – сказал я. – Пригодится, когда польским панам будешь портки стирать.

– Ты чё сказал, пагниль?! – дернулся ко мне Баламут, хватаясь за нож. Ухмылка с его лица в миг слетела, как листья от ветра, появился звериный оскал.

– Где стоишь, там и стой, – спокойно сказал Ворон.

Этого было достаточно, чтобы тот остановился, поджав губы и сузив глаза.

Мороз, до того стоявший не шелохнувшись, словно ледяная глыба, качнулся и подошёл к Ворону:

– Зачем за него впрягаешься, – кивок в мою сторону. – Пускай сам ответ держит.

– Он нужен нам, – всё также спокойно ответил Ворон, но пальцы его рук слегка согнулись, ноги чуть раздвинулись. Всё это сделано было так быстро, что мало кто заметил, только Шатун, стоявший за спиной Ворона качнулся чуть в сторону. – Для дела. Аль забыл?

– Так делом давай и займёмся.

– Давай, – согласился Ворон и посмотрел на меня. – Так что там с вещами?

– Ну… – выдохнул я, почесался, – надо здесь всё прочесать и в округе посмотреть… может… кто-нибудь что-нибудь обронил… и узнаем чьё это… вещь.

– Добре, – кивнул Ворон. – Тихомир! Делаем стоянку здесь. Мороз! Твои люди ищут в лесу, мои – схрон, если есть он.

– Так что искать-то? – раздраженно спросил Мороз.

– Всё, что человек оставить может, – сказал Ворон. – И сюда несём, разберёмся здесь.

Мороз пошёл отдавать распоряжение своим людям. Тихомир подогнал к Ворону несколько человек.

– Что делать, мастер? – спросил один из них.

– Мечами тыкаем землю. Где мягко – копаем, все чудное показываем, вон, – Ворон указал рукой на меня, – Перунычу.

Воины бурча принялись за дело.

– Друже, ты! – Ворон положил руку на плечо Шатуна. – Пройдись, приглядись, может кто следы оставил, да зарубки всякие.