– Не разумный ты, – спокойно подытожил Ворон.

Но не успел я подумать, что бы ещё такое пакостное сказать, как тут же взлетел вверх и заболтал, в прямом смысле слова, ногами в воздухе.

– Вот ты щас чё сказать? – прошептал мне в ухо Шатун.

А это был Шатун. Кто же ещё мог человека, вот так, запросто, за шкирку вздернуть на воздух.

– Ницео, – прохрипел я.

Рубаха впилась в горло, дышать было нечем. Ноги судорожно искали опору, руки шарили за что бы зацепиться.

– Ты с нами ходить?

– Хоить, хоить…

– Тогда ходить, – и поставил меня на землю.

И не обращая на меня больше никакого внимания зашагал прочь. Лука посмотрел на меня, воздел очи к небу, цокнул, и пошёл вслед за воинами. Про мышечную боль я, естественно, резко забыл – теперь болела шея.

Шли мы, практически, молча: воины в полной амуниции, что называется, помощники или слуги, я ещё не выяснил, как их тут называют, несли незамысловатый скарб – вещички, да провиант на несколько дней. Ворон, как и положено начальнику, выглядел круче всех – полностью черный, как ниндзя – меч в чёрных ножнах, рукоять обмотана чёрной кожей. Мороз, в данном случае, начальник поменьше, но экипирован тот был в богатый красивый доспех, ни дать, ни взять – русский витязь, сошедший с картин какого-нибудь именитого художника. Шатун, натянул на себя всякой брони побольше, да покрепче, а там – полтонны больше, полтонны меньше – «медведю» до фонаря, тем более ещё ни один не встретился. Щит и булава при нём, как и положено, нечеловеческих размеров. Ну а Баламут… а баламут он и есть. Остальные кто во что горазд, на сколько хватило фантазии и денег.

К Ворону иногда подбегали люди, что-то шептали и убегали. Один раз подходил Тихомир, один раз – Баламут. Тьфу! Ходят всякие тут.

А так, в общем-то, больше ничего не происходило. Лес сменялся полем, поле – лесом. Лука собирал всякие ягодки и делился со мной, что было весьма кстати.

Стало заметно светлее. Шея перестала болеть, потому что теперь у меня от ходьбы болели ноги и спина. А вскоре стало жарко и хотелось пить, но пить мне давал Ворон и только тогда, когда он посчитает нужным.

Тучи немного рассеялись, солнце наступало по всему фронту. Щебетали птички, прыгали кузнечики. Было тихо и спокойно, но наш отряд шёл, как и с самого начала, в броне и при оружии, готовым отразить любую атаку ворогов.

Сделали привал в поле: перекусили, передохнули, попили водички. Я прилёг – все тело болело нещадно. По команде Ворона двинулись дальше. На этот раз я решил не возникать – от пристального взгляда Шатуна активизировалась воля к победе и преодолению трудностей.

Опять леса сменялись полями, сил идти у меня было всё меньше и меньше, и это, несмотря на то, что я шёл налегке, ну, не считая вороновской железяки, тогда как остальные шагали в броне и при оружии, а это от пяти до пятнадцати кило точно, да ещё пожитки разные. Блин! Вот марш-броска мне меньше всего хотелось. Шли молча, сосредоточенно, в таком же порядке: бойцы Ворона в разведке с постоянным докладом, а люди Мороза отвечали за охрану нашего, так сказать, каравана, и если что, то должны первыми вступить в схватку с неприятелем, если таковой нарисуется.

Хотя, чего жаловаться: живой, рука стремительно заживала, правда теперь чесалась невыносимо, но зато пальцы сжимались и разжимались хорошо. Только штука на указательном пальце мешалась, но даже притронуться к ней я боялся – по ощущению она впаялась прям в кожу, а то и в мясо. И всё же было не спокойно на душе, становилось тревожно, да что там – я был на грани истерики, потому что шёл третий день, а признаков цивилизации я так и не встретил. Все, кто нам попадался ничем не отличались от того, древнего, времени, зацепиться вообще было не за что. Да и по законам жанра розыгрыш слишком затянулся, он давно должен был закончиться, да и кто я такой, чтоб меня так разыгрывать, тратить столько сил, денег, ведь это ж всё немаленьких денег стоит. И вот тут выяснялась ещё одна проблема – память не возвращалась, от слова совсем. Единственное, что меня удерживало от паники, так это «газу» Ворона. Даже понимая, что это маленькое утешение, разум вцепился в эту «газу», как за последнюю соломинку, хоть за что-то, хоть что-то знакомое и понятное в этом диком мире, варварском мире, хоть что-то, что не дает сойти с ума окончательно.