– Запамятовал.
– Кажется получилось.
– Получилось, получилось, – прохрипел Ворон и лёг на спину. – Учи.
За то время, которое мы провозились, он: стёр мне запястье в порошок, сломал шею и расплющил кадык. Ну, ощущения были именно такими. Я очень обрадовался, когда в дверь постучали и сообщили, что всё уже готово к отплытию и ждут только нас.
– Вспомнишь что ещё если – сказывай мне сразу, – произнёс Ворон, похлопывая меня по плечу.
– Угу, всенепременно, – вот уж, такого счастья мне не надо.
Мы вышли из бани, прибежавший за нами парень, несколько удивленно на нас поглядел, но ничего не сказал. Двор был пустой, словно осиротел – пара работяг, дворняги молча слонялись туда-сюда, налаявшись с утра от души, да ветер, гонявший мусор по, утрамбованной от ног, да копыт, земле.
Выйдя за ворота по дороге пошли к причалу. Река оказалась рядом – метров триста, и разлилась она, может, ещё на столько же. Противоположный берег выглядел маленьким и далёким. Я огляделся: колея, уходящая по склону, терялась за небольшим холмом, утоптанная тропинка к реке, да лесок вдалеке. Так, значит, мы где-то загородом, вот, только, как я сюда попал и как далеко мы от города.
– Держись меня ты, – сказал Ворон. – Вопросы будут если – меня спроси ты. Понял?!
– Да понял, понял!
У пристани стояли две большие ладьи. Мне сразу же вспомнились сказки про богатырей, с длинными загнутыми носами, щитами по бокам и мачтой офигенных размеров. Погрузка ещё продолжалась, но, видимо, подходила к концу, так как основная масса слонялась без дела или кучковалась на берегу. Мы подошли к одной такой группе воинов, среди которых знакомым мне был только Мороз. Он кивнул Ворону и тот не останавливаясь сказал:
– Газу!
Все сорвались с места и стали грузиться на лодки. «Ага! Вот они себя и выдали – ну какой газ-то в древние времена. Ну, ну, посмотрим, что вы ещё придумали». Пока я размышлял над неожиданным поворотом событий, Ворон как птица упорхнул уже к первой ладье, перемахнул через борт, продолжая раздавать команды. Я ринулся за ним, почему-то боясь, что уплывут без меня, впопыхах зацепился за борт и рухнул на палубу. Меня подхватили, поставили на ноги, отряхнули. «Ну что ты, Перуныч! Мол, видать так по блинам соскучился, что решил сам в лепёшку расшибиться». Все вокруг заржали. «Ха, ха, как смешно».
Отчалили мы на вёслах, но немного погодя подняли парус, и скорость ощутимо возросла. Ладья, размером с яхту океанского класса, неслась по волнам на парусе не хуже, чем с двигателем.
После усидки, утряски всех и всего по своим местам, жизнь на лодках немного успокоилась. Я расположился у правого борта, разглядывая берега, что там на них происходит. Попадались корявенькие, низенькие домики, сохнущие сети, развешанные в ряд. Навстречу, по реке, проплывали другие ладьи, какие-то пузатые, видимо для груза, в сопровождении узких длинных – боевых, и как назло ни одной моторной лодки. Под парусом я ни разу не ходил, наверное. Память странным образом ко мне не возвращалась, а надо бы. Я волновался уже не на шутку, и розыгрыш слишком затянулся. Уставился на воду – тёмную, живую. На время, как бы, река уступала ладье своё место, возмущённо облизывая борта, и от бессилья что-либо изменить, оставалось только шипеть белыми бурунами на возмутителя спокойствия. Смыкаясь за спиной, река успокаивалась, возвращаясь в привычный ритм, в привычный мир. А где мой мир, может за изгибом реки я увижу знакомую мне картину, знакомый мне мир? «Блииин! А если нет, тогда что мне делать? И как такое вообще возможно? Ну, в книжках – ладно, но чтоб в натуре!!!». Из-за этих раздумий я не услышал, как ко мне подошёл Ворон: