– И как долго этим заниматься?

– Поднимаются руки – значит делай, – ответил Ворон.

– Блиииин!

– А опосля руку Малуше покажи – она тебя поврачует. Так, всё – приступай, – похлопал меня по плечу и поднялся на ноги. – Шатя!

– Ой! – откликнулся Шатун, что-то обсуждавший с группой людей. Подошёл к Ворону. – Что звать?

Ворон посмотрел на меня, потом на Шатуна:

– Нужен мне ты, до важного дела – будем из медведя кролика делать.

Шатун вытаращился на него в недоумении.

– Пойдём, покажу, – и потащил его к носовой части, где было побольше свободного места.

Все смотрели на них с интересом, и когда Шатун понял, что от него требуется, он не больно-то согласился. Но Ворон его все-таки уговорил, и когда бугай встал на четвереньки над лежащим на спине Вороном, раздался смех, но грозный окрик Ворона: «Делов не нашлось кому?» заставил всех разбежаться по своим местам.

Время потянулось, как и мимо проплывающие берега. Вскоре моё занятие с чудо-мечом мне порядком надоело, правая рука сильно разболелась, голова наливалась свинцовой тяжестью, погружаясь в дурной сон. Во рту пересохло, да и поесть бы чего не мешало. Ворон по-прежнему пытался задушить Шатуна, но поди задуши бревно, гляди быстрей тебя раздавит. Шатун развлекался тем, что корчил рожи, то притворялся, что вот-вот сейчас отключится: хрипел, выпучивая глаза, а потом начинал гоготать, как ни в чём не бывало. Тогда Ворон подзывал бойца, пробовал на нём, ан нет – работает, когда боец отползал, продолжал тренироваться на «медведе».

Я встал, подошёл к ним:

– Слушай, Ворон! Так если не получается, так зачем ты мучаешься, тренируйся на других.

– Шатю завалю, других-то подавно. Знает кто, вдруг в сече такой же бугай попадётся, буду делать тогда что?

– Боюсь, что другого такого не найдётся, – с сомнением покачал я головой. – А Шатун когда пробовать будет?

– Нееее… – разом ответили оба. – Медведь не душит – медведь ломает, – добавил Ворон.

– Ага, – подтвердил Шатун.

– Я чего пришёл-то, – вспомнил я. – Вообще-то я устал, да и есть и пить охота.

Ворон с укоризной на меня посмотрел:

– Притомился ты? Заново пожалишься – за ладьей по берегу побежишь. Уразумел?

Я пощупал левый локоть, вздохнул:

– Да.

– Ладно, – сжалился Ворон. – Перерыв. Олаф! – крикнул он рулевому. – Правь к берегу.

– Ой ё! Мастер! – отозвался тот и направил лодку к берегу.

«Ни фига, как он его! Мастер, блин!».

– Так! А где Лука-то? – вспомнил я про дедка.

Лука дрых всё это время, свернувшись калачиком у борта на носу, прикрывшись тряпицей, и натянув шапку на глаза. Вот кому хорошо-то, если помрёт, то без мучений. Лука сел, потянулся, протёр глаза.

– Чегось! Ужо приплыли? – вопросил дед. – Быстро чего-то.

– Не, дед – привал. Обедать будем.

Лука улыбнулся, потёр ладони:

– Се добре.

Высадившись на берег, опять же, без суеты, но слаженно, народ не мешкая занялся своим делом, каждый знал, что называется, свой манёвр. Воины у Ворона были лучшими: действовали беспрекословно, понимали с полуслова. На второй ладье шёл Мороз с Баламутом и со своей командой. Там тоже дураков не было, воины были опытные, закалённые, как говориться – вместе пуд соли съели, а был бы порох, то обнюхались бы в усмерть.

– Перуныч! – окликнул меня Ворон, махая рукой. – Поди-ка.

Он стоял возле дерева средней толщины с топором в руке, длинна рукоятки которого было метр, не меньше.

– На держи, – вручил он мне топор. – Рубишь наискось ты, как мечом. Замах из-за плеча. Ежели топор застрянет – не раскачивай, тяни от и на себя заодно. Рука устала – поменял. Начинай.

– Блииин! А отдыхать я буду?

– Не слезись. Давай, начинай.