– Держи, – привлекает к себе мое внимание Костя, протягивая мороженое в упаковке. Мое любимое.

Принимаю его без слов и замечаю, что себе он ничего не взял.

– Ты не будешь?

– По правде говоря, терпеть не могу сладкое, – заявляет он, потирая шею. – В детстве как-то переел, из-за чего в больницу с ангиной слег. И как отрезало.

– А мне предложил?

– В больнице неплохо кормят. И совсем не обижают, разве что когда ставят здоровенные уколы в…

– Я поняла, не нужно продолжать, – перебиваю торопливо, не желая слышать даже намеков на пошлости от этого человека. Наверное, я излишне лелею его светлый образ в свое голове? – Мама скоро освободится?

– О, твою же налево! – хлопает себя по лбу Костик, торопливо доставая телефон из кармана. Водит взглядом по экрану, морщится. – Мы должны были заехать за ней ещё пять минут назад.

– А, знаешь, ты езжай, я… как-нибудь сама до дома доберусь, – произношу, буквально выталкивая из своего рта каждое слово. Когда же пройдет это боль от одного упоминания о реальной действительности? Когда я перестану жить мечтами?

– Уверена? – мне почему-то кажется, что Костик спрашивает это с надеждой на мой положительный ответ. Однако, я не могу себе такого позволить. – Ты можешь доесть мороженое и в машине.

– И подвергнуть риску обшивку твоих сидений? Нет уж…

– Котенок…

Его нежный и спокойный тон. Это похоже на пытку, искушение, сравнимое с тем, на которое повел Икар, стремясь к солнцу. Но я не хочу подобной плачевной концовки. Пусть Костя для меня так и будет оставаться солнцем, я никогда не стану большим, чем холодная талая вода.

– А если без шуток, будет лучше, если мама не увидит меня такой, – произношу довольно сухо, хороня эмоции на глубине своей души. – Не дай боже, ещё тебя обвинит в чем-то вроде…

– Вроде?..

– Ну ты все понял, – отвожу взгляд я.

Боже, и дёрнул меня черт за язык выразиться так коряво?

– Да уж, понял, – огорченно вздыхает Костя, оглядываясь по сторонам. – Наберёшь, если вдруг что?

– Я твой номер наизусть помню, не переживай, – срывается с уст, раньше чем я понимаю, какую великую тайну раскрыла сейчас.

Но Костя, кажется, будто принимает этот факт с лёгкостью. Он кивает и уходит, а я ещё долго провожаю его спину печальным взглядом.

И что мне дальше-то делать? В душе сумятица, мороженое есть не хочется, ещё и карточку от метро я оставила в рюкзаке, который чинно сейчас красуется на переднем сидении уезжающего авто. Спасибо хоть телефон додумалась с собой взять.

Плавая в потоках мрачных мыслей, я решаю ещё немного прогуляться по аллее. Кажется, там дальше должен быть памятник великому писателю, может, его вид улучшит мое состояние?

Однако дойти до мемориала не представляется возможным. Слишком резко кто-то сзади дёргает меня за руку, подставляя ногу под колено и роняя прямо на плиточную дорожку аллеи, в зазубринах которой собралась небольшая лужа. Все происходит тихо, без слов, слышен лишь мой испуганный вскрик.

Тело пробирает холодом от влаги, проникающей сквозь одежду, спина ноет из-за удара, а дыхание спирает.

Мороженное, так и не лишившееся упаковки, падает рядом с моим лицом, и на него тут же опускается нога, обутая в кроссовки модной фирмы.

– Я предупреждал, Ромашка, – зловещим силуэтом перед моими глазами предстает Саша Васильков собственной персоной. Он возвышается надо мной, не предпринимая ни единой попытки помочь подняться.

– Ты болен, причем серьезно, – произношу я, приставая на локтях.

Что он собирается сделать? Избить меня? Прямо на аллее, где могут быть и другие люди, кроме той старушки, которых я не заметила?

Васильков раздражённо шипит, услышав мой комментарий. Наклоняется ко мне, беря за грудки и чуть приподнимая. Смотрит прямо, яростно.