Глубокой ночью заместитель главы тайной полиции Симоне Росси получил приказ сформировать отряд для эвакуации древних реликвий Фонда и ювелирных изделий в секретное хранилище. Были утверждены три маршрута: два наземных (один истинный в Альпы, другой ложный в Истрию) и один морской (ложный в Далмацию). Сопровождать обоз должен был сам Росси.

Вернувшись в свой кабинет около четырех утра, Росси с облегчением рухнул в кресло. Ему удалось убедить начальника полиции включить в отряд своего старого друга, капитана гвардии Бруно Челла, который уже более двух месяцев находился под арестом…

* * *

Я уже привык к сырости, въевшейся в камни, и к крикам чаек, доносившимся из канала. За решеткой бойницы маячил кусок неба, я лежал на нарах, перебрасывая из руки в руку дукат с профилем покойного дожа Мочениго – последнюю монету из кошелька, конфискованного стражей.

– Два месяца… – я беззлобно швырнул дукат в стену. – За такую мелочь, как дуэль, раньше давали неделю в колодках!

Раздался привычный лязг замка. Звук, который за последние два месяца стал для меня почти родным, на этот раз сопровождался не только скрипом ржавых петель, но и тяжелыми шагами. В камеру вошел не надсмотрщик с привычным подносом с хлебом и водой, а тюремный конвоир в полной амуниции. Его лицо было сурово, но в глазах читалось что-то необычное – словно он сам не до конца понимал, зачем здесь оказался.

– Следуйте за мной, Синьор капитан, – произнес конвоир, избегая моего взгляда, словно боясь встретиться глазами с человеком, чья судьба уже была предрешена.

– А куда мы идем? – с интересом спросил я, вставая с жесткой койки и поправляя мятую рубашку, которая когда-то была белоснежной, а теперь напоминала скорее тряпку.

– В приемную начальника тайной полиции, – неохотно ответил он, словно боясь сказать лишнее.

«Симоне, друг мой! – подумал я, чувствуя, как сердце забилось чаще. – Неужели он придумал, как меня вытащить?»

Так я оказался в приемной заместителя начальника тайной полиции Республики. Помещение поражало своими размерами: высокие потолки, украшенные лепниной, массивные дубовые двери и огромные окна, через которые лился мягкий утренний свет. Стены были увешаны подлинниками картин известных итальянских мастеров: Тициана, Тинторетто, Веронезе. Каждая картина казалась окном в другой мир, но сейчас мне было не до искусства.

Через некоторое время Симоне вышел из кабинета. Его лицо, обычно такое уверенное и спокойное, сейчас выглядело уставшим. Он пригласил меня войти, и я сразу заметил глубокие морщины на его лбу, которые стали еще заметнее.

– Привет, Бруно, как я рад тебя видеть! – с теплотой произнес он, обнимая меня. Его голос, обычно такой твердый и властный, сейчас звучал почти нежно. – Как дела? Как Джулия? Как потомство?

– Привет, Симоне, всё в порядке. Недавно мы были у заезжей целительницы с Востока. Она предсказала, что у нас скоро будет девочка, – ответил я с грустью в голосе.

– Извини, друг, я совсем заработался, – пробормотал Симоне, виновато улыбаясь. Его глаза, обычно такие пронзительные, сейчас казались потухшими.

– Лучше расскажи последние новости о Наполеоне. Будет война?

– Не знаю. Дож и правительство делают все, чтобы сохранить нейтралитет Республики. Но каждый день приносит новые угрозы.

– А ты? Ты же обязан все знать и принимать меры, – лукаво улыбнулся я, стараясь скрыть тревогу, которая клокотала у меня внутри.

– Делаю, что могу. Но кроме французов есть еще австрийцы, аппетиты которых ничуть не меньше. Мы обязательно поговорим об этом, но не сегодня.

– Хорошо. Так ты мне поможешь?