Лаз постепенно расширялся: мы поднялись на четвереньки, потом на ноги и наконец побежали в полный рост. Правда, к этому времени мой прекрасный новенький свадебный костюм перестал существовать: сюртук и жилет истёрлись полностью, а кожаные штаны превратились в лохматые шорты. Та же участь ожидала и мою собственную кожу. Не буду описывать, что произошло с моими ладонями, локтями и коленями, достаточно сказать, что я не печалился об этом, несмотря на невыносимую боль, ведь я был жив. Всё ещё жив.

В широкой пещере горел небольшой костерок.

– Не погас! Успели! – звонко обрадовался мальчик и бросился к огню.

Я сумел только подивиться его энергии, и последние силы оставили меня.

Во сне я изо всех сил старался угодить родителям Мари, но они всё время выдумывали новые испытания. Их придирки становились невыносимыми, и мне уже захотелось просто взять и похитить невесту. Хуже всего было то, что они не позволяли нам видеть друг друга. В конце концов канцлер объявил, что Мари – это и есть ведьма, я вызвал его на дуэль, и он попал мне прямо в сердце.

Проснувшись, я несколько минут лежал и ощупывал свою грудь.

– Ну, ты и соня! – раздался на всю пещеру мальчишеский голос. – Я успел выспаться, устать и снова выспаться, а ты всё дрых. Я даже несколько раз проверял, не умер ли ты.

Моё сердце колотилось в горле, и мне больше не было нужды его искать. Тоска сжала меня в своём кулаке. Я вспомнил, что люблю Мари, и понял, что лучше бы я оставался во сне: там хотя бы можно было на что-то надеяться.

Я подполз к костру и сел, тупо уставившись на красный огонь, который делил толстое бревно на белые квадратики. Голова отказывалась делать что-то другое. Мальчишка протянул мне кусок тёплого мяса, я медленно и механически сжевал его, не испытывая к пище никакого интереса. Заглядывая мне в лицо, мальчишка дал ещё и пододвинул кувшин с водой.

– Чего ты всухомятку-то? Вот же стоит!

Вместо ответа я вздохнул и вдруг почувствовал голод. Мясо было жёстким и вкусным, хотя и без крупинки соли. Мне так хотелось есть, что я не стал спрашивать о его происхождении, опасаясь испортить такой хороший аппетит. В глубине души я был уверен, что поедаю крыс.

Вкладывая мне в руку третий кусок, мальчишка сообщил, что это последний. Я с сожалением прислушался к желудочной пустоте, но хозяин, зорко наблюдавший за моим выражением лица, осадил меня.

– Голоду верить нельзя! – сказал он солидно. – Этого вполне достаточно! К тому же надо беречь припасы, пока наши не вернулись.

От этих слов во мне пробудилось любопытство, я открыл рот, чтобы задать множество вопросов, но у мальчишки нашлось новое наставление:

– Главный здесь я. Ты гость. Тебя спасли от гибели, тебе дали отдохнуть, тебя накормили… Пришла пора платить! А это значит, что пришла пора историй! Рассказывай!

Он подумал, явно копируя кого-то из старших, и добавил:

– Называй меня Мика!

Тщательно облизывая пальцы, я постарался рассмотреть его лицо в тусклых отблесках пламени. Оно было худым и отчаянно чумазым, всё в полосках сажи. Тут и там красовались царапины, в том числе парочка свежих, по которым он в своё время несколько раз провёл слюнявым пальцем, но только размазал грязь. Тело мальчишки прикрывали лохмотья, на которые было страшно смотреть. Их цвет не отличался от спёкшейся земли, которая густым и твёрдым слоем покрывала его руки и ноги. Дав ему напоследок лет двенадцать, я успокоился и приступил к описанию своих злоключений, надеясь тем самым приглушить чувство голода.

– Меня зовут Мартин, – сказал я.

– Отличное начало, дружище! – хлопнул в ладоши Мика. – Что было дальше?