– Андрей, может, дадим Алисе немного времени на отдых? – мягко предложила она. – Всё-таки мы на Бали.

Отец посмотрел на нее с легким удивлением, будто впервые заметил за столом.

– У неё будет достаточно времени между мероприятиями, – ответил он. – Кстати, о свободном времени. Я надеюсь, ты не тратишь его на пустые развлечения?

Я проглотила ком в горле. Неужели он что-то знает о моих уроках танцев?

– Конечно нет, папа. Я в основном читаю и общаюсь с Кирой.

– С дочерью фотографа? – его брови слегка поднялись. – Не самая подходящая компания, но по крайней мере она русская.

Мы проезжали через оживленный перекресток, когда мама вдруг прижалась к окну.

– Посмотрите, какие красивые танцы, – она кивнула в сторону открытой площадки, где группа местных исполняла традиционный балийский танец.

Я заметила, как изменилось ее лицо. Появилось что-то молодое, почти девичье в ее взгляде.

Две недели на Бали научили меня видеть два абсолютно разных острова, существующих параллельно. Первый – дипломатический Бали: кондиционированные залы пятизвездочных отелей, где мужчины в безупречных костюмах обсуждают политику и экономику, обмениваясь заученными любезностями; официальные приемы с тщательно подобранным меню, где традиционные балийские блюда адаптированы под европейский вкус; отполированный, причесанный остров, лишенный своей первозданной энергии.

И второй – настоящий Бали, который я видела лишь урывками из окна автомобиля: шумные рынки, где торговцы громко зазывают покупателей; маленькие закутки, где готовят уличную еду с ароматами, от которых кружится голова; храмы, где молитвы звучат не для туристических фотографий, а по-настоящему связывают людей с чем-то древним и сакральным; пляжи, где местные дети играют в футбол на закате.

Между этими мирами существовал еще и третий – туристический Бали, куда не попадали ни дипломаты, ни местные: инстаграмные локации, переполненные клубы на Куте, бесконечные вечеринки у бассейнов, где молодежь со всего мира искала приключения и впечатления.

Я существовала на границе всех трех миров, не принадлежа полностью ни к одному из них.

– Я слышала, что здесь популярны и другие танцы, – продолжила она неожиданно оживленно. – Кажется, кто-то из русских, Корсаков, открыл здесь танцевальный клуб…

Машина резко затормозила. Отец развернулся так резко, что его обычно безупречная прическа слегка растрепалась.

– Не произноси этого имени при мне, – его голос, обычно спокойный и размеренный, прозвучал с нехарактерной резкостью.

Мать мгновенно побледнела и опустила глаза.

– Дорогой, это было давно. Стоит ли вспоминать? – она нервно поправила идеальную прическу, хотя ни один волос не выбился из прически.

Лицо отца медленно вернулось к обычному бесстрастному выражению.

Остаток поездки прошел в напряженном молчании. Я украдкой наблюдала за матерью. Кто этот Корсаков, и почему одно его имя вызвало такую реакцию?

***

– Скажи отцу, что ты идешь со мной на выставку местных художников, – инструктировала Кира, поправляя объектив камеры. – А если он спросит у тебя подробности, скажи, что экспозиция посвящена новым течениям в живописи, и он мгновенно потеряет интерес.

Мы стояли за углом от клуба Алекса. За неделю тайных занятий это место стало моим маленьким убежищем от реальности.

– А если он захочет пойти с нами? – спросила я нервно.

Кира рассмеялась:

– Андрей Лебедев на выставке современного искусства? Скорее солнце взойдет на западе.

Я не могла не улыбнуться. Она была права. Мой отец считал современное искусство «упражнением в бессмысленности».

– Готова к уроку? – Кира подняла камеру. – Улыбнись. Я документирую твое перерождение!