– Точно! – Кира поднимает камеру. – Мне нужны эти кадры для истории «Алиса: до и после».

Девушки смеются, и на миг мне кажется, что я здесь лишний. У них свой мир, свои шутки, своя история. Я чувствую укол… чего-то. Не ревности, конечно. Скорее зависти к этой простой, непринужденной связи.

– Начнем? – я включаю музыку.

Солнце медленно опускается в океан, окрашивая воду в расплавленное золото. Воздух становится гуще, наполняясь вечерними ароматами острова. Вдалеке на горизонте вырисовывается силуэт рыбацкой лодки – местные возвращаются домой после дневного улова.

Мы танцуем на границе суши и моря, где песок еще влажный и плотный – идеальная естественная танцплощадка. Сначала Алиса двигается неуверенно, ее тело все еще сковано привычной напряженностью.

– Прислушайся, – говорю я, останавливая музыку. – Слышишь?

Она замирает, прислушиваясь.

– Что именно?

– Все вместе. Ритм волн. Шелест пальмовых листьев на ветру. Крики чаек. Это музыка Бали. И мы танцуем под неё.

Я включаю трек снова, и на этот раз Алиса закрывает глаза, позволяя звукам острова сливаться с ритмом бачаты. Её движения становятся плавнее, естественнее. Ветер с океана играет с её волосами, выбившимися из привычного строгого пучка, и длинные пряди развеваются, придавая танцу новое измерение.

Я никогда не обращал особого внимания на волосы женщин. Они просто… волосы. Но сейчас, глядя на этот медово-золотой поток, танцующий вместе с ней, я чувствую странное восхищение. Они словно живые, эти пряди, они дополняют каждое движение, продлевают каждый поворот, добавляют грации каждому шагу.

– Она красивая, правда? – Кира незаметно подошла ко мне, пока Алиса продолжала танцевать, полностью поглощенная музыкой и моментом.

Я не отвечаю. Не потому, что нечего сказать. А потому, что есть слишком много всего, что не следует произносить вслух.

– Знаешь, она меняется с тех пор, как начала танцевать с тобой, – продолжает Кира, не смущаясь моим молчанием. – Я знаю Алису уже много лет. Она всегда была… закрытой. Идеальной дочерью, идеальной ученицей. Словно живая кукла. Но последний месяц… – она делает несколько снимков танцующей Алисы, – … я вижу проблески настоящей Алисы. Той, которая скрывается под всеми этими слоями «правильности».

Я знаю, о чем она говорит. Я сам замечаю эти изменения. День за днем Алиса сбрасывает с себя невидимые цепи, высвобождается из кокона, в котором провела всю жизнь. Это почти завораживает – наблюдать, как человек находит свою суть.

– Не обижай её, ладно? – Кира смотрит на меня с неожиданной серьезностью. – Она сильнее, чем кажется, но и уязвимее, чем хочет показать.

– Я не собираюсь…

– Брось, – она усмехается. – Я вижу, как ты на неё смотришь. И как она смотрит на тебя. Просто… будь осторожен. Для тебя это, может быть, просто еще одна история. Для неё – первая.

Прежде чем я успеваю ответить, она отходит, оставляя меня с неприятным ощущением, что меня раскусили.

***

После занятия мы сидим на песке, глядя, как последние отблески солнца исчезают за горизонтом. Кира ушла раньше – у нее какая-то встреча с местными фотографами.

– Почему ты выбрал Бали? – неожиданно спрашивает Алиса.

Я размышляю, насколько откровенным быть. Обычно я избегаю разговоров о себе. Особенно о прошлом.

– Хотел начать с чистого листа, – наконец отвечаю я. – Подальше от России, от семьи, от… всего.

Она смотрит на меня внимательно, словно пытаясь увидеть больше, чем я готов показать.

– От чего именно?

– От ожиданий, – отвечаю я, удивляясь собственной откровенности. – От прошлого. От того, кем я был, и кем мог стать в Москве. Весь мой путь был предопределен. Как по рельсам.