Благодарный Майер схватил баулы Ройзмана, понёс дальше и нёс до самого лагеря.

Наконец они пришли в зону, огороженную колючей проволокой. Сначала их, как положено, оформили и спросили нет ли у них вещей для сдачи в камеру хранения. У Майера таких вещей не было, всё было на нём или с ним, а Ройзман свои баулы сдал.

Вместе с десятью вновь прибывшими его отправили в седьмой барак, мало чем отличавшийся от остальных, таких же, побеленных извёсткой и заваленных снегом до окон. Над крышей дымило несколько кирпичных труб.

Недалеко от барака возвышалась вышка охраны, на которой притопывал и подпрыгивал часовой с винтовкой. Несколько зэков отбрасывали снег от дверей. Его было так много, что снежные стены у входа были выше человеческого роста, и прибывшие шли между ними, как по туннелю. Солнце село, хотя была только половина второго.

Барак имел два крыла, между которыми была прихожая. Дверь прямо вела в комнату, где стояли столы, ящики, сейфы и слонялись люди с дубинками – наверное, в этой комнате вели дела, и дежурили надзиратели. Здесь их опять оформили и порадовали, что уже вечером они получат в столовой ужин и паёк хлеба.

Потом их повели в правое крыло барака, и они остановились перед закрытой дверью. Один из надзирателей заскрежетал в замке ключом, и впустил их в помещение, во всю длину которого тянулись двухэтажные нары, устроенные по секциям. В каждой секции к опорному столбу крепилось на обе стороны две верхние и две нижние лежанки. Между несколькими секциями промежутки были больше, и в них, под потолком находились окна с решётками.

Большинство зэков было на работе, и только на некоторых нарах в разных позах сидели и лежали люди. У входа в углу стояла топившаяся голландская печь, но в комнате всё равно было холодно.

Большинство зэков было на работе, и только на некоторых нарах в разных позах сидели и лежали люди

Войдя в барак, Александр Майер втянул ноздрями такую отвратительную вонь, с которой никогда и нигде не приходилось встречаться его носу. Ему пришлось перевести дух, ибо воздух застрял у него где-то в трахее, и организм ни за что не хотел пускать его дальше.

– Находѝте свободные места. Какое выберете, то и ваше, – сказал надзиратель, вышел и запер за собой дверь.

Опасливо озираясь, подошёл пожилой человек с кудлатыми седыми волосами по окраинам затылка и тихо спросил Майера:

– Я извиняюсь, вы случайно не еврей?

– Нет, я не еврей.

– А вы? – обратился опасливый человек к Ройзману.

– А я как раз еврей.

– Но вы совсем не похожи на еврея!

– Почему же?

– Не знаю. Просто не похожи – и всё.

– Мои друзья тоже самое говорят: ты не похож ни на одного еврея, но все евреи похожи на тебя.

– А ещё есть евреи?

– Кажется больше нет, – ответил Ройзман.

– Меня зовут Марк Аронович Плоткин. Я желаю вас предупредить, что вас будут бить.

– Почему? – удивился Майер.

– Умоляю вас, тише!

– Нас будут бить?

– Обязательно будут.

– Кто?

Плоткин приложил палец к губам и скосил глаза к окну в торцовой стене. Там на нижних нарах несколько человек играли в карты.

– Dos zenen zeyer geferlekhe mentshn3.

– Ты понял? – спросил Ройзман.

Сашка кивнул.

– Так вы всё-таки тоже еврей?

– Нет, я немец.

– Понимаю, понимаю. Немецкий почти тот же идиш.

– Послушайте, Марк Аронович, но ведь здесь столько народа, неужели никто не заступится? – спросил Майер.

– Никто! Бандитов здесь больше, чем политических лиц, и они всех запугали. В прошлом году убили троих политических и убийц не нашли. Ограбить новеньких – это для них ритуал… Так здесь давно принято. Если вас будут бить, никто не заступится. Все боятся! И совсем нельзя сопротивляться! Поверьте мне! Я вам хочу советовать: ради бога, если будет драка, не ввязывайтесь, если будут вас бить, не сопротивляйтесь.