Просвещение в его современном понимании зародилось в XVII веке, постепенно завоевало умы передовых европейцев и навсегда изменило интеллектуальный облик континента. Его противников называли обскурантами и реакционерами. Это они выдвигали «отброшенные самой историей» возражения, которые их остроумные и находчивые оппоненты подвергли беспощадной критике. Мы попробуем к ним вернуться и, воспользовавшись преимуществом трёхвековой перспективы, оценить меру их оправданности или, наоборот, ошибочности.

В эпоху до Декарта и Бэкона сколь-либо авторитетных людей, призывавших к всеобщему просвещению, не было, как не было и естественных наук, какими мы их знаем сегодня. Каролингское Возрождение оставалось элитарным и не имело светского характера, а демократичный древний Новгород эпохи берестяных грамот не оставил значительных произведений эпистолярного жанра. Человека, призывающего обучать наукам крестьян и иных простолюдинов, в ту пору сочли бы сумасшедшим. Даже при том что духовенство было наиболее открытым сословием, религиозное просвещение вплоть до Лютера оставалось ограниченным из опасений, что дерзновенные и глупые недоучки, самостоятельно толкуя Библию, породят ересь.

Учитывая тот факт, что ересь может быть не только религиозной, это и есть первое из возражений против просвещения.

Практическая бесполезность просвещения для многих специальностей и профессий очевидна. Суть проблемы в другом: способствует ли просвещение моральному совершенствованию личности? Диверсанту, палачу, тюремщику для хорошей работы нужно не просвещение и даже не образование, но лишь обучение набору специфических навыков и знание должностных инструкций. Сотрудникам спецслужб нужно лишь представление о просвещении, ибо для них оно одно из средств успешной мимикрии. Ложь и лицемерие имманентны этой профессии, поэтому сотрудник тайной полиции, всерьёз исповедующий принципы гуманизма, профессионально непригоден. Но нас сейчас интересуют люди преимущественно мирных профессий, вынужденных приобщаться просвещению в силу стандартов современного европейского общества.

Понимание того, что люди различны, сопровождало человечество по крайней мере со времён Гесиода. Одни более способны к восприятию сложных понятий, другие менее. Одни открыты добру, другие поражены нравственной глухотой. Но, во-первых, к большему или меньшему развитию и корректировке способны все, и было бы негуманно лишать их этой возможности, во-вторых, принцип элитарности, проведённый в жизнь последовательно, должен закрыть доступ к просвещению всем, кроме вундеркиндов и гениев, в-третьих, околонаучный вздор недоучек и псевдоискусство неопасны до тех пор, пока окончательный приговор им выносит немногочисленное экспертное сообщество выдающихся умов и ценителей.

Два с половиной века назад, в эпоху торжества просветительства представить, что кому-то окажется выгодно популяризировать, тиражировать и навязывать малосодержательную ересь, было очень сложно. Речь идёт не о «мракобесных» религиозных взглядах или догматике, но о редуцированных и выхолощенных научных сведениях и поп-культуре, ставших побочным продуктом просвещения.

XVIII век поднял просвещение на щит и превратил его в свой логотип. Властители дум эпохи не остались в небрежении у европейских правителей. Последние, вняв голосу разума, пожелали заслужить одобрение первых и стяжать неофициальный титул просвещённых монархов. Результатом стало не только расширение допуска к образованию среди их подданных, но и обязательность его среди привилегированных сословий.

В знаменитой комедии Дениса Фонвизина «Недоросль» жертвой соответствующего царского указа становится отпрыск дворянского рода, не желающий учиться и неспособный к обучению. Пафос комедии показательно просветительский: высмеиваются лень, глупость, апелляция к традиции и непонимание ценности плодов просвещения в надежде через обличение этих пороков привить любовь к наукам и убедить современников в их необходимости. Вопрос о том,