– Ты Федора расспроси, он тут же в горенке был, потом мне помог все домой принести.

– Обязательно расспрошу… А пока давай рассудим. Смотри: богатая одежда, покрывало с вензелем … девочка наверняка из благородных. И не могу я поверить, что ребенка бросили. Скорее – хотели, чтобы кто-то нашел, а во двор принесли – видать, про наш приют наслышаны…

– Почему ты так думаешь?

– Вензель – как знак принадлежности. Карточка – на ней имя записано «Крещена Серафима» и даже написали чья дочь, правда мы так и не поняли: дщерь Сергеева. Надпись делал не господин, почерк грубый. Думаю: хотели, чтобы ее нашли, только вот умения не хватило.

– Бедная малышка… – Аннушка смахнула слезу.

– Настоятель благословил заявление в участок написать, велел оформить девочку в приют. Я едва смог уговорил его отдать нам её под опеку – пока младенец, а там видно будет. Завтра пойду в участок… Еще думаю: надо дать объявление в «Ведомости» – может, этот ребенок украден, теперь его ищут?

– Боже сохрани, это такое горе, – Анна подошла к колыбельке, где мирно спали ее сынишка Егорушка и девочка Серафима. «Слава тебе, Господи! Ниспослал нам, грешным, на Благовещение в пополнение семейства такого ангелочка» – Николай нежно обнял жену за плечи.

В вечерней тишине разливался колокольный звон, наполняя все вокруг благодатью и призывая к полуночнице.

Апрель 1889 года,

Санкт-Петербург, Сыскное отделение полиции.

…Шло время, но никто не отозвался на объявление, в полицейском участке тоже не проявили особого рвения в поисках.

– Дело это зряшное, – прямо сказал следователь, – пристав готовит определение девочки в приют при вашем храме.

– Зачем же? Господин следователь, пусть девочка поживет в моем доме. Матушка кормит ребенка наравне со своим, можете не сомневаться, девочке у нас хорошо, – отец Николай, волнуясь, теребил в руках скуфью.

– Батюшка, это не ко мне, запишись к участковому приставу на прием, – посоветовал следователь, – а я дело уже сдаю, – он потряс тоненькой папочкой. Из папки вылетела карточка – та, что была при младенце.

– И что за грамотей тут писал? – следователь повертел карточку в руках.

– Не могу знать, ваше благородие, – отец Николай растерялся.

– Забери-ка это, от греха подальше, – протянул следователь карточку и убрал папку в сейф.

Батюшка последовал совету чиновника и записался на прием к участковому приставу, но очередь подошла только уже через неделю.

В назначенный день отец Николай, помолившись и попросив у Господа вразумления, одевшись в лучшую свою рясу, отправился в управу.

Начальник участка, Никодим Пантелеевич Кораблев, внушительного вида господин с опущенными пышными усами и тщательно замаскированной плешью, принял его сдержанно, снял с носа пенсне и жестом пригласил присесть к столу.

– Отец …

– Николай, с вашего позволения, – привстал проситель со стула.

– Отец Николай, скажите: а что вы думаете по этому делу? – Он постучал пенсне по открытой папке, лежавшей перед ним. – На объявление были отклики?

– Никак нет, ваше высокоблагородие… никто не откликнулся, а почитай месяц уже прошел… – И поспешил добавить, – я вот с ходатайством пришел…

– Хорошо, давайте ваше ходатайство, – не дослушав, перебил его, по всему видать спешивший закончить дело, чиновник.

– Извольте, ваше высокоблагородие… – Священник встал и протянул бумаги. Начальник, взяв документы, нацепил пенсне и начал их просматривать: «Дело-то пустяшное. Ишь, как волнуется – молоденький совсем… сердобольный…»

– Хотел бы просить оставить ребенка у нас с матушкой на попечение до совершеннолетия, – проситель замялся, – ну, хотя бы до отрочества. В приходной книге записали, как в карточке было указано: Серафима, фамилию дали в честь праздника двунадесятого – Благовещенская, родители неизвестны… Пусть растет в нашей семье…