– Вы правы, эта грань очень тонка, и я не претендую на то, что алгоритм безошибочно её определит. Технология лишь инструмент, требующий человеческой интерпретации и мудрости. Моя цель – создать систему раннего предупреждения, а не автоматического вынесения приговоров.

После дискуссии Майкл подошел к Ребекке, чтобы извиниться за агрессивный тон своего вопроса. Короткий разговор в кулуарах конференции затянулся на часы в небольшом кафе недалеко. Они обнаружили удивительный контраст своих мировоззрений: она – воспитанная в атмосфере межрелигиозного диалога, и он – выросший в традиционной католической семье парень из рабочего квартала Бостона, потерявший веру в войнах.

– Я видел, как люди взрывали друг друга, читая одни и те же священные тексты, – говорил Майкл, вращая чашку в руке. – Как после этого можно верить в идею объединяющей духовности?

– Может быть, проблема не в вере, а в том, как люди её используют? – мягко возразила Ребекка. – Топор можно применить, чтобы построить дом или чтобы убить. Дело не в инструменте, а в намерении.

Их спор был прерван новостной сводкой на экране кафе: новое столкновение, на этот раз в Нигерии. Они оба замолчали, глядя на кадры разрушенных храмов и мечетей.

– Вот с этим я хочу бороться, – тихо сказала Ребекка. – Не с верой, а с ненавистью, которую люди оправдывают верой.

Что-то в её искренности затронуло Майкла. Возможно, он увидел в ней то, что сам давно потерял – надежду на то, что мир можно сделать лучше.

После конференции они поддерживали связь, обмениваясь идеями и статьями по теме религиозных конфликтов. Когда шесть месяцев спустя Майкл окончательно ушел из армии, Ребекка предложила ему должность консультанта по безопасности в своем новом проекте. К тому времени её исследования эволюционировали от простого анализа к более амбициозной идее – созданию системы, способной находить общее в различных религиозных традициях.

– Извини, но я не верю, что это сработает, – честно признался Майкл, принимая предложение. – Но, черт возьми, мне жутко интересно увидеть, как ты попытаешься.

Так начались их профессиональные отношения, которые со временем, через все противоречия и споры, переросли в глубокую личную связь – союз скептика и мечтателя, объединенных общей целью сделать мир менее разделенным.

Профессор Генри Кауфман медленно прошёлся вдоль рядов амфитеатра, где каждое место было занято студентами, жадно записывающими его слова. В свои семьдесят два года он оставался звездой Университета Сан-Франциско, а его курс «Сравнительная теология и единство мировых религий» неизменно собирал полные аудитории.

– Во все времена человечество стремилось разделить себя на «своих» и «чужих», используя веру как один из главных маркеров, – его глубокий голос разносился по залу. – Но если мы посмотрим глубже, то проникнем сквозь обрядовые различия, мы обнаружим поразительное сходство основополагающих этических принципов.

Ребекка, сидевшая в первом ряду, почувствовала, как от этих слов по коже пробежали мурашки. Именно это она и хотела реализовать в своем проекте.

После лекции она с улыбкой подошла к профессору:

– Найдётся минутка?

– Ребекка! Для тебя – всегда! – улыбнулся старик, глаза которого сохранили юношескую живость. – Как прогресс с вашим проектом?

Они устроились в небольшом кафе на территории кампуса. Уютное помещение с окнами, выходящими на внутренний двор, где под вековыми дубами студенты отдыхали между лекциями.

– Я собрала команду, – Ребекка аккуратно разложила на столе документы, – и мы разработали предварительную архитектуру «Унума». Теперь мне нужен ваш совет по систематизации материалов.