Унум Марк Арнаутов
© Марк Арнаутов, 2025
ISBN 978-5-0067-0514-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ГЛАВА 1
Звуки сирен прорезали тонкий утренний сон Ребекки. Она медленно открыла глаза, не сразу понимая, реальность это или продолжение сна. Цифры на часах показывали 6:47 – почти на час раньше, чем должен был сработать будильник. Потянувшись, она почувствовала, как затекшие от неудобной позы мышцы неохотно откликаются на движение.
Ее квартира на 47-м этаже всегда встречала утро раньше, чем нижние уровни города – свет проникал сквозь жалюзи, которые она забыла закрыть, как обычно, заработавшись допоздна. Сейчас этот свет казался странно красноватым, пульсирующим, не похожим на обычное утреннее солнце Сан-Франциско.
Опустив босые ноги на прохладный пол и, накинув легкий халат, она подошла к окну посмотреть, что стало причиной такого раннего пробуждения. Сердце ее сжалось от представшего зрелища. Вдалеке на западе города, горизонт полыхал оранжево-красным заревом. Клубы дыма поднимались над несколькими кварталами, образуя столбы, которые ветер растягивал в сторону залива.
– Опять, – прошептала она, прижав ладонь к стеклу.
Ребекка потянулась к планшету, лежавшему на журнальном столике. Несколько быстрых движений – и экран ожил новостной лентой. Заголовки пестрели уже привычными словами: «беспорядки», «столкновения», «религиозные конфликты».
«Новое обострение религиозного противостояния в Западном секторе. Евангелисты и неопятидесятники вступили в открытый конфликт. Причиной стали разногласия в толковании Откровения Иоанна Богослова. По предварительным данным, пострадало не менее 27 человек…»
Ребекка отложила планшет и потерла виски. За последние пять лет такие зарева стали привычной частью городского пейзажа. Сначала сунниты с шиитами, потом католики с протестантами, теперь вот внутрипротестантские распри. Казалось, человечество, получив в свои руки невиданные технологии, все равно продолжало цепляться за древние способы самоуничтожения.
В ванной комнате, под прохладными струями воды она вспоминала, что послужило толчком к этой катастрофе. А началось это с искры, незаметной в потоке новостей. Небольшой религиозный конфликт на границе Индии и Пакистана – такие вспыхивали и раньше, десятилетиями тлея и затухая. Но в этот раз пламя не погасло.
В Кашмире радикальные индуистские группировки атаковали мусульманские поселения после слухов об осквернении храма. Ответное насилие не заставило себя долго ждать и привело к эскалации. В течение месяца локальный конфликт перерос в полномасштабные столкновения вдоль всей границы. Социальные сети наполнились видеозаписями жестокостей, совершаемых обеими сторонами, религиозная риторика ожесточалась с каждым днем.
Премьер-министр Индии, долго балансировавший между государственным секуляризмом и поддержкой индуистского национализма, оказался перед выбором. В какой-то момент давление радикального электората стало слишком сильным. Ребекка вспомнила ту памятную речь, в которой он заговорил о «священном долге защиты культурного и духовного наследия нации от тех, кто желает его уничтожить». Не указывая виновников, он обозначил новый курс государственной политики. Пакистан ответил мгновенно. Президент страны, чья власть и раньше зависела от поддержки исламских партий, объявил о «священной обязанности защиты общины». Военные приготовления с обеих сторон ускорились.
Первые авиаудары застали мир врасплох. Две ядерные державы перешли ту красную линию, которую все считали неприкосновенной. Пока дипломаты пытались склонить стороны к переговорам, конфликт расширялся. Бангладеш, раздираемый внутренними противоречиями между светской властью и исламистами, тоже был втянут в эту войну. В Шри-Ланке возобновилась конфронтация между буддистами и индуистами.
Глобальное информационное пространство, уже поляризованное и насыщенное нарративами, разделилось на враждебные лагеря. То, что начиналось как региональный конфликт, приобрело идеологическое измерение, находящее отклик далеко за пределами Южной Азии.
В Европе, с её неразрешенными проблемами интеграции иммигрантов, вспыхнули беспорядки. То, что политики до последнего вуалировали «инцидентами» и «всплесками групповой преступности», на деле становилось противостоянием диаспор, организованным по религиозному принципу. Пригороды Парижа, Брюсселя, Стокгольма превратились в зоны конфронтации. Европейские правительства, скованные собственной риторикой толерантности и сложными коалиционными договоренностями, реагировали медленно и непоследовательно. Президент Франции выступил с невнятной речью о «незыблемых принципах секуляризма», но когда христианские храмы подверглись нападениям, а затем последовали ответные атаки на мечети, бездействие властей воспринялось как слабость.
Крайне правые движения моментально заполнили образовавшийся вакуум. Их лидеры начали говорить о «защите христианской Европы» и «противостоянии исламизации», находя всё больший отклик у напуганного населения. На востоке континента правительства Венгрии и Польши открыто заговорили о «христианском характере» своих наций и необходимости его защиты.
На Ближнем Востоке ситуация усугубилась из-за многолетних противоречий между шиитами и суннитами. Саудовская Аравия и Иран, давние региональные соперники, воспользовались глобальной нестабильностью для усиления своего влияния. Под лозунгами защиты единоверцев они наращивали поддержку прокси-группировок в Сирии, Йемене, Ираке. То, что долгие годы оставалось «холодной войной» между двумя ветвями ислама, грозило превратиться в открытое противостояние.
В Восточной Азии древние территориальные споры между Китаем и его соседями приобрели новое религиозное измерение. Конфликты с уйгурами внутри Китая вызвало резкую реакцию в исламском мире. Пекин, столкнувшись с угрозой международной изоляции, начал позиционировать себя как защитника традиционных ценностей против «западного морального империализма».
Соединенные Штаты, некогда считавшие себя арбитром мирового порядка, оказались в плену собственной внутренней поляризации. Евангелические христиане на юге страны требовали от правительства более жесткой политики защиты христиан за рубежом. Прогрессивные же силы в прибрежных штатах выступали за невмешательство в религиозные конфликты. В итоге внешняя политика Вашингтона превратилась в хаотическую последовательность противоречивых заявлений и действий.
Африканский континент, и так уже давно страдавший от религиозных разделений, тоже погрузился в череду локальных конфликтов. Христианско-мусульманское противостояние в Нигерии, Центральноафриканской Республике, Эфиопии вспыхнуло с новой силой. Местные власти, ослабленные десятилетиями коррупции и нестабильности, не могли или не хотели сдерживать насилие. А в некоторых случаях правительства даже сами принимали сторону доминирующих конфессий.
Организация Объединенных Наций созвала экстренную сессию Генеральной Ассамблеи. Зал, где когда-то звучали речи о мире и единстве человечества, стал ареной взаимных обвинений. Резолюция, призывающая к немедленному прекращению всех конфликтов на религиозной почве, была заблокирована в Совете Безопасности. Великие державы, связанные геополитическими интересами, оказались неспособными подняться над узконациональными расчетами.
По мере углубления кризиса традиционные религиозные институты теряли контроль над своими паствами. Папа Римский, пытавшийся выступить миротворцем, был обвинен в предательстве католических ценностей. Умеренные исламские богословы, призывавшие к сдержанности, подвергались нападкам фундаменталистов. Институциональные структуры разрушались, уступая место харизматическим лидерам и радикальным движениям, не связанным традицией и зачастую маскирующим банальную преступную деятельность.
Человечество, обладая технологиями, способными обеспечить невиданное ранее благосостояние, погружалось в пучину братоубийственной вражды. Мир словно забыл уроки XX века – самого кровавого в истории – и готов был превзойти его жестокость во имя догм и верований, интерпретированных через призму ненависти.
Ребекка остановилась перед зеркалом, собирая свои чёрные волосы в высокий хвост. Она внимательно посмотрела на своё отражение. Серые глаза достались ей от мамы – яркие, выразительные. А прямой нос и упрямый подбородок были точной копией отцовских черт, выдавая его еврейское происхождение.
Разглядывая себя, она в который раз думала о том, как удивительно в ней соединились две разные культуры. С детства это заставляло её размышлять о том, почему люди разных верований часто ссорятся и враждуют. Ведь в ней самой две традиции существовали мирно, не конфликтуя, а дополняя друг друга. Может быть, думала Ребекка, и в большом мире разные религии могут найти общий язык и жить в согласии, а не во вражде?
Взбодрившись после душа, она включила кофеварку и достала из холодильника контейнер с фруктами. Аромат свежемолотых зерен наполнил кухню, создавая иллюзию нормальности в это начавшееся не по плану утро. В окне все еще был виден дым, поднимающийся над западными районами. Ребекка поежилась, представив себе людей, для которых это утро стало последним из-за какого-то очередного религиозного спора.
