– Тяжёлый день? – спросил он, выруливая на улицу и ловко встраиваясь в поток машин.

– Скорее напряжённый, – Ребекка немного опустилf сидение, с наслаждением вытягивая ноги. – Мы наконец-то закончили базовую архитектуру алгоритма анализа текстов. «Унум» теперь может самостоятельно сопоставлять этические концепции из разных религиозных традиций, даже если они выражены разной терминологией.

Майкл бросил на неё быстрый взгляд, в котором мелькнула плохо скрываемая ирония:

– И как продвигается создание вашего цифрового мессии? Уже подбираете ему апостолов из программистов или обойдётесь существующими религиозными деятелями?

Свет уличного фонаря скользнул по его лицу, выхватив из полумрака характерную полуулыбку, которую Ребекка хорошо знала – смесь дружеского подтрунивания и скептицизма. Несмотря на усталость, она почувствовала, как внутри поднимается волна возмущения.

– Это не мессия, Майкл, – она старалась говорить спокойно, но в голосе всё равно проскальзывала нотка раздражения. – И не пророк, и не очередная догма. Скорее… универсальный переводчик.

Вместо ответа Майкл включил дворники на повышенную скорость – дождь усилился, превращая городской пейзаж за окном в размытую картину. Несколько кварталов они проехали в молчании, лишь изредка нарушаемом приглушёнными звуками саксофона.

– Знаешь, – наконец произнёс он, останавливаясь перед очередным красным сигналом светофора, – я своими глазами видел, как люди хладнокровно убивали друг друга из-за расхождений в толковании одной и той же книги. – Его голос стал неожиданно серьёзным, глаза неотрывно смотрели на россыпь капель на лобовом стекле. – Я сам видел, как одна деревня, шииты и сунниты жили бок о бок десятилетиями. А потом начались взаимные убийства. И каждая сторона была глубоко убеждена, что защищает истинную веру.

Он посмотрел на неё, и Ребекка увидела в его глазах отблеск старой боли:

– Честно говоря, я не очень-то верю, что ещё одна интерпретация священных текстов, пусть даже самая продвинутая и технологичная, что-то изменит.

Ребекка почувствовала, как её первоначальное раздражение сменяется чем-то более сложным. Она знала о прошлом Майкла, но он редко говорил о своём опыте в горячих точках.

– А что ты предлагаешь? – спросила она, уже без прежней остроты, но всё ещё с вызовом. – Сидеть сложа руки и просто наблюдать, как мир все глубже погружается в эту пучину? Бездействие – это тоже выбор, и не самый благородный.

Светофор переключился на зелёный, и Майкл плавно тронулся с места. Его руки на руле были расслаблены, но Ребекка заметила, как чуть напряглись желваки на его скулах.

– Я просто предлагаю быть реалистами. Вера – это далеко не только логические построения и рациональные аргументы. Это сложнейший комплекс эмоций, культурных традиций, вопросы личной и коллективной идентичности. – Он на секунду отвлёкся, пропуская пешехода, перебегающего дорогу. – Люди не изменят свои убеждения только потому, что какой-то, пусть даже безумно умный алгоритм укажет им на противоречия или нестыковки в их верах.

Мелодия Чарли Паркера сменилась чуть более спокойной композицией Майлза Дэвиса. Ребекка смотрела на проплывающие за окном витрины магазинов, размышляя над словами друга. Она готовилась возразить, собирая в голове аргументы о важности диалога и понимания, когда телефонный звонок прервал ее размышления.

Ребекка быстро достала смартфон из сумки. Увидев имя звонящего, она нажала кнопку громкой связи:

– Сара, ты на громкой, я в машине с Майклом.

– Привет, Майкл, – голос Сары звучал встревоженно даже через динамик. – Ребекка, у нас возникли серьёзные проблемы с доступом к коллекции эзотерических суфийских манускриптов. Они хранятся в частном собрании какого-то богатого коллекционера в Стамбуле. Раджив вышел на связь с владельцем через своего знакомого из Стамбульского университета, но тот категорически отказывается даже обсуждать возможность предоставления цифровых копий. А без этих текстов наша модель исламского мистицизма будет существенно неполной.