Абсолютное знание недостижимо, неконтролируемо, вездесуще до любого опыта, до любого способа понять и осмыслить пределы вне-пределов непрерывного бесформенного Божественного незнания Я. Как пишет Askr Svarte (Евгений Нечкасов) в книге «Weltschmerz», «в этом же сюжете также присутствуют и начала языка и речи – обретенные после самопожертвования руны, – и человек, так как поэтическое имя (кеннинг) ясеня Иггдрасиля расшифровывается по семантической линии „древо → скукун → виселица → человек“. То есть Один приносит себя в жертву не только и не столько на Мировом Древе, сколько на человеке. И делает он это под именем Yggr – Ужасный. Так в акте вселенского саможертвоприношения высшее Божество врезает ужасом бытие в мир и человека»61. Твой темный блудный лик погибнет и на свет прорвется крик дитя глубин, доселе возвращенный от Владычицы ограды мертвой тьмы, где счел себя рожденным, волною рассеченным, где жертва, боль, стенания напева струн экстатической гибели раскаленного негодованья экзистенциального мертвеца ворвется в Бытие агонией Отца. В экзальтации переживания психической смерти62 ложного есть истинное переживание Жизни, вечной абсолютной жизни как невыразимой тотальности бытия.

Каждый опыт постижения есть тотальность мига вечности в действии. Руны найдешь – обнаружишь, когда с древа рухнешь, то есть рухнешь с человека – исчезнешь и в миге постигнешь – проникнешь через озарение, где благо есть молчание в природе Ноуменальности Самого Себя.

«Знания множить» – Бог (Активное начало, дающее потенциальности субстанционально проявиться) раскрывает себя в эманациях – монадах: «Они дали место всякой искорке: одни укрепили на небе, другие же пустили летать в поднебесье, но и этим назначили свое место и уготовили пути»63. Извечная тайна Бога-Отца быть в совершенстве тотальности немого бытия-в-себе-и-из-себя творя, сквозь эманации монад реторты льда и огненного пламени костра себя дыханьем каждый миг рождая, безмолвное эхо светилом имманентности мерцает.

Часть и целое – это абстракция, это игра блудного ума, которая из целого выделяет часть. Есть только целое и его проявление как часть. Когда происходит разделение в отождествлении себя с отдельной частью – происходит изгнание с древа. Это лишь видимость разделения и эта видимость укрепляется в наваждении одержимостью телом и его обслуживанием, а счастье от насыщения органов чувств подобно назойливому гостю64. Видимость разделения порождает недостаток и, соответственно, назойливое желание стать больше, поглотив в себя соблазнительное изобилие могущества и накопленной невместимости ввиду невозможности утолить жажду. Отделенность от источника – причина болезни и чирья65. Когда мы видим появление и исчезновение явления, то мы видим отсутствие смысла существования явления вне целого, так же, как и существование листа без древа, однако природа Недо-я крайне зациклена на стяжании уникальности и тщеславия.