Твой кровавый Путь в Вальгаллу. Детям Северной Священной бездны. Художественно-философский очерк Яна Панина
© Яна Викторовна Панина, 2025
ISBN 978-5-0067-0331-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Посвящение детям Северной Священной Бездны
Метафора – это маска Бога, через которую можно прикоснуться к вечности.
Джозеф Кэмпбелл«Сила мифа»
Священное дитя, рожденное до века, приветствую тебя в феноменальном узоре мига Абсолюта бытия. Доселе ты считаешься рожденным, и кандалы тебя печалью обрекают насажденной. Покой извечен в совершенстве Ока Всеотца, и недоступны знанию его бессмертные деяния в распахнутых устах Сознания. Кровь дыхания пылает, речь наружная разлуки вторит, чарами слитая, через них ты зло познаешь, обрекающее быть сожженным на костре захвата титанической природой. Отчаяньем охвачен беспрестанно и борешься с изъяном недруга больного, когда и сам на скамье обладателей порока. Кому ж быть важным, нужным ты желаешь, коль разум твой покорен полю брани и скорби по неведению изгнания, доспех тобой владеет, и имя тому – желанье. По ветрам склоняешь головы неспокойные и уличить желаешь блеск теней цепей уязвимым чертогом невольника недуга смертных слез. Сковал глаза тебе сей морок блудный, и награжден ты волей волчьей, ненасытной, ожидая, а не пребывая в даре Бога. Враги твои по обе руки хваткой терпкой докучают бремя горького рассудка: берег один изъявляет горечь прошедшего и берег другой отправляет в странствие к суматохе, реву и надежде, опасаясь бесполезного праха и камня без покрывал медалей за ворох пыли борьбы с недостатком наживы. Волку привнеси раздор и месть, напади и копьем осади, иначе не успеешь и смекнуть, как в пасти его воли будешь жадно сохнуть и искать наживу для утробы пастбищ, не знающих срока. Изъян твой – это «семя великаново»1, узреть его коль сможешь, увидишь и в другом захват гигантского покрова – кара это страшная дитя коснулась, но неповинен он, что объят пламенем дракона. Всесильный мудростью щедрой дитя одаряет, коль вспомнишь и примешь – душа возрадуется, что меч обожженный сразил волчью пасть вредотворную. Вернешься в лоно чистого истока, познав Божественную природу.
В чужих руках несчастье – малое зерно;
В своих руках и малая проказа как рассеянное поле заразы.
Звенящей песнею удалого метнешь копье на раскаленный стан кипящей лавы Волка, будто бы устами немыми и крушеньем вмиг врага был ты возведен на трон сияния Ока2. Когда найдешь, не будешь ослеплен и не будешь познан, то было вечно в покоях Отца, но сгинуло хромой деревянной ногой к добычи злой гонцам.
Цепкий взгляд разожми – незримо к скале ты спешишь, зорок тот, кто видит малые песчинки за скалой, но не смотрит. Внимание блюди3 – с корней, в ущелье извивается яда носитель – оборотись и выпорхни к небесной кроне, которой нет конца и корню нет начала. Трижды буря вознесется – к Солнцу4 взор направишь остро, в том тебе благо.
Смутились воды пред тобой, когда оставил ты палаты бессмертного пира и сын своевольный лекарство избирает среди пещер похищенного Солнца. В Дом Священный людей покровителя не войдет желающий и не войдет кто стены обойдет иль поломает силою ограды, иль устремится злоречиво оболгать воды Мимира истока. Веревки вьешь из мутных вод, и в этом ли бездарной жизни плод? Плодами кормишь йотунские снасти, не ведая, что давно уже ты в цепкой хватке волчьей пасти.
Дите Священной бездны, учтиво добрым разумом приветствую тебя!
Ты внемли истине закона,
Где твой удел не страж над стонами ударов врат Орлога,
Где твой удел влачит непререкаемый всем равный грохот Рока
И в утешении себя надрывом неминуемой свободы
Не скроешь раненый костер души стяжаний боли —
Ты вмиг увидишь благо поневоле,
Объятый горем пред порогом тайны мудреца.
Вне смерти мертвеца не познать закона вечного огня
Шепчи себе сквозь сумерки заветного конца: «В объятиях рассвета молчание откроет тайну неба, где озаренный духом свет дорогу к дому Всеотца хранит. Величие есть покой».
(«Поездка Брюнхильд в Хель», строфа 14)5
Цикл вечного вращения гончарного колеса обрекает на горькие печали смертного сна, беды он несет, и великанши отродье в муках материи чинно навлекает гнет тирана продажи обременения страданьем. Несчастный рой мужей и жен в невежестве отвергли долг и воле блудной предались, служа техничным властным великанам в гордый и прижимистый подчин. Не ведают, что служат великанам грузным, жадным, темным6, ища в сырой материи и выбросе алчности награды, выживают за томления в цепях порока и кричащей толпе лицемерно в угоду улыбаются ненавистью от присвоенной гордости, не зная, что высокомерие прячется за старухой чванливой железного морока. В распрях делят мертвый Имира кусок и надеются смерти не встретить, подкупив ее срок. Направь высокомерье к подлецам забвенья, отвергни страх, гонимый волей йотунской утробы, плетущей предательские сети брату в кровной мести. Страх владеет пороком, от страха предаст сын отца за бахвальство пред лживым оброком, от страха потери того, что счел своим, Богу вменяешь подхалимство иль укор за недовольство пред судьбой. Живой наживает деяния, а труп копит вещи из мертвой материи, ища богатства, а поистине владея нищетой убогого, голодного недостатка.
Стань преданным Высшему Богу в служении долгу, и благолепие охватит в недеянии, когда плоды трудов посвящены Его сиянию. Иначе не добыть освобождения, терзает душу бесконечное рожденье. Служи долгу бесстрашно и без сомнений, отринув муки захвата голодной природы, и не привязывайся к тому, что посеяно и собрано. Пригвожденный к древу копьем отрешенности достоин блага, и «смерти не ведают деянья достойные»7.
Его дыхание живет тобой, но мало ты помнишь о доме своем.
Дети-узники на поле битвы
Ты вброшен в поле битвы. В познании смерти рожденного узнаешь бессмертие нерожденного. Проявленная форма в объятьях смерти рока обречена настаивать на своем существовании путем сопротивления (нужды), но не вечная ноуменальность8 блаженства Бытия-в-себе.
Вселенский гробик в измороси паутины.
Пещера теней источает беззвучные личины.
Огонь исчезает в иссохших губах океанов.
Дракон терзает истины сквозь трупные узлы железных звеньев секир и вальяжных доспехов дубин.
Блаженны падшие во власти грубых диких искр
жирного мешка,
Шизоидно бродящие в покровах истощения
от власти феодалов.
Копают нищие могилы для отребья веры
палача удавов.
В Северных землях сомкни себе губы, в северном небе пронзи мечом лживое сердце. Как открыть сердце печальное, слепленное на колесе гончарном? Опустошить, из-жечь, испепелить – сгустится мрак тоски того, кто мерою томим. Не будь околдован туманами инеистых великанов, кровь твоя станет рекою изгнания навеки. Отрекись от отречения быть своевольным наваждением. Не испытав муки изгнанья, не познать тебе радость и пир священной Вальгаллы.
Ты веришь думам в беспокойстве знанья
Отрада тебя ждет в божественном послании,
Которое гласит, что благо есть в молчании9.
Репетиции, события, маски, декорации, фальшивые надежды, невыносимый вой презренной ничтожности, уют маргинально-профанного затхлого блеска разлагаются, дробятся, сбрасывают покровы тотального самопроизвольного заключения в миры повышенно-лучезарного клейма, где тревога души непокорна разумному началу, обвита пламенем дракона и расчета с предначертанным Орлогом.
Для ознакомления. Сотворение мира.
Ганглери спросил: «Что же было в мире до того, как возникли племена и умножился род людской?» Тогда сказал Высокий: «Когда реки, что зовутся Эливагар, настолько удалились от своего начала, что их ядовитая вода застыла подобно шлаку, бегущему из огня, и стала льдом, и когда окреп тот лед и перестал течь, яд выступил наружу росой и превратился в иней, и этот иней слой за слоем заполнил Мировую Бездну. Когда ж повстречались иней и теплый воздух, так что тот иней стал таять и стекать вниз, капли ожили от теплотворной силы и приняли образ человека, и был тот человек Имир, а инеистые великаны зовут его Аургельмиром. От него-то и пошло все племя инеистых великанов»10. Столкновение движущей сила огненного духа и неподвижного льда являет собой возникновение первосуществ. Имир – хтоническое, пассивное, бесполое существо, вскормленное Великой матерью – коровой Аудумлой – кормилицей Творения. Имир является воплощением первозданной неупорядоченной материи. «И отвечает Высокий: „Никак не признаем мы его за бога. Он был очень злой и все его родичи тоже, те, кого зовем мы инеистыми великанами. И сказывают, что, заснув, он вспотел, и под левой рукой у него выросли мужчина и женщина. А одна нога зачала с другою сына. И отсюда пошло все его потомство – инеистые великаны. А его, древнейшего великана, зовем мы Имиром“». Имир – это Пра-предок, состояние забвения Бытия, где из спящего Имира как пассивной субстанции проявляются хаотичные элементы, но сам Имир неподвижен, он источник вибраций (путем соединения духовного начала движения огня и неподвижной субстанции первоматерии) для манифестации триады Один-Вилли-Ве в качестве Высшего Бога, Высшего Разума – Знания «Я есть» и упорядочивания (расчленение – разделение – формирование – развитие) космоса (Турисаз) из первоначального хаоса посредством Ансуз – Сознания. Бог (Ансуз) есть Сознание, которое не имеет формы в покое, но проявляющее себя как форма в движении (Райдо) и одухотворяющее формы посредством дыхания, разума и движения крови (румянец, облик) (Гебо), раскрывающее себя посредством пламени факела (Кано) и наслаждающееся совершенством (Вуньо). Все, что видится объектом, есть субъективность Бога. Однако речь («голове враг – язык») и письмо устроены таким образом, что в тексте, в рамках относительной истины (то, что есть в Мидгарде) используются обращения в рамках субъектно-объектного восприятия, но в рамках Абсолюта есть активное самосознающее начало души без действующего объекта и отдельного субъекта. Если мы рассмотрим древо Иггдрасиль в его тотальности как модель Вселенной, то древо в качестве Вселенной есть объект, но без воспринимающего начала объект не может существовать, следовательно, стирается грань между субъектом и объектом, так как объект не имеет независимого существования. Отсюда следует тождество микрокосм (индивидуальная монада самосозерцания) и макрокосм (Высший Разум – Один).