Не уничтожь невежеством священное дитя, покуда слово Всеотца услышишь и узришь его в духовном сердце вечного себя. Душа, осознавшая свою природу, вступает в преданное служение Одину (то есть становится валькирией или эйнхерием) и освобождается от тяжкого бремени несчастий шипа сна.

Кучер, мороком объятый, оглашая резким криком, не услышит, не узрит того, кто управляет ей незримо, горемыка бесполезный устрашает пребывание во тьме смрадной кручины. Кто управляет этой троицей (повозка-кучер-лошадь) незримо? Кому слагаются мольбы в израненном теле от боли безвыходной изгнанной строфы в Божественной поэме?

Обвинитель делит голову на два, слагая презренную мысль о подтверждении себя.

Расчлененную Имира плоть присвоив на прибыль, бесконечное эхо вонзается в медвежьи жилы. С корней гниет бревно51, вместилище хвори и вожделенных страстей, управляющих злой волей.

Вспышка ярости кивает жалостью к призраку, который войной бьется за идею нареченного52, недо-обладателем провозглашенного.

Змея кусает себе хвост, тиражируя двоих в окопах плясок из сотканных слов, преуспевая в нарывах от топи болот и досадно-игривых гримас прихоти оков.

Проснувшись на рассвете, звонко вопрошаешь: «Ты как, моя химера? Утехи ждешь иль вновь найдем того, кому изъян вменим за гореванье скуки от пляски белки Рататоск? Отправимся на поиски того, что не было потерей и восполним нехватку побегом омелы». Ты ничего не терял, ничего не приобретешь, не родишь, не умрешь – таков твой удел, где «ты» и есть эта грузная тень, смерти бугор53 не есть его предел, встретишь ты пса54 у ворот Нифльхель, и страсти вырвутся из гневно-разделенного жилья души55. Росою смерти (кровь) окропи нужду, тоска по бледному коню (предвестник смерти) сжигает плоть покинувшего жилище солнца (небо). Змея крови (меч) жди на жерди из бурь поломанных из древа ветвей. Не достоин милости Одина тот, кто прибыли жаждет за долг, кто гневно ропщет на судьбу, кто в страхе считает отмеренный жребием рок.

Гудяще-зловещая искаженная функция ума создавать «мое», историю борьбы с узами пыток над стонами «мечом пораженного», которая никогда никому не принадлежит, не принадлежала и не будет принадлежать. Вся «реальность» Недо-я – это смертный шип сна – старуха злая, порождающая вновь и вновь несметный гнет тирана-ума, где ты его слуга.

Притоны зловонной нужды лоснятся пред порогом, сбегая от удара меча, разящего гнилых пособников бесчестия пред золотом раздоров и могил из несчастий отравляющей проказы глупца, орудием гнева Богу приказав сгорать возле костра.

Метнув копье трясущего ненастья услады живота56 и погибели бледно-холодных голов погони за пиршеством заглатывающей власти, у врат Отца торгуешься за выгодную падаль к украшению свинцовых гробов бесприютного роя немудрых забот.