(«Речи Высокого», строфа 112)
Конвоир тебя встретит над каждым обрывом коль ночь наступила, враждебный стан томящих дум в неведении глупца кружится вихрями отчаянья и делает своим рабом отчаявшегося. Услышь, дитя: не верь врагам, докучных дум имена – болезнь и страха обман. Меч держи гибко с обеих сторон, голову выше могил и надежд, тобой живет твоя душа, но скорбью, страхом, враждебностью и презреньем наполняется она, сгодится тело для костра.
О, сколько тел в ней было сожжено дотла и затрубит Хеймдалля40 рог о безвозвратной дали снова, и снова вдох Отца, и новые глаза встречают свет, сияющий с ее любви, отчаяний и бед.
Плакал, смеялся, метался, стяжался, душил, хоронил, умолял, горел, топил, копал, преклонял, устал – сдал. Ушел. Затерялся. За пределом горизонта вновь «рождался», оставаясь в неизменности своей истинной природы.
Коль ты познал природу дара, ты внемлешь истине того, что щедрость есть удел сакральности твоей основы, где нет заботы в счастье дома Всеотца, покоящего основу неизреченной тайны Бытия. Бог Один как Абсолютный субъект знает то, что душе ведомо – он и есть «знанье и дело» души, а твое восприятие себя и твои способности воспринимать – это проекция воспринимающего начала Абсолюта, поэтому он – знает, ты – со-знаешь, но не как самостоятельный субъект, а как душа, которая является Субъективностью Бога. О чем тогда переживает недо-статочный изгнанник?
В корнях неведомых
Знаю, висел я
в ветвях на ветру
девять долгих ночей,
пронзенный копьем,
посвященный Одину,
в жертву себе же,
на дереве том,
чьи корни сокрыты
в недрах неведомых.
(«Речи Высокого», строфа 138)
Пронзенный копьем – копьем Отречения. Копье отречения в жертву Самому Себе – Высочайшему Духу, пронизывающему собой все тленное и нетленное.
В недрах неведомых – незнаемых. Неведомый – выражение незнания того, на что указывает местоименное слово41. Не от мира сего – не от воспринимаемого. Не ведать – не знать; то, что До восприятия, то есть Самость (монада), не-появляющаяся и не-исчезающая, не-познаваемая и не-нарекаемая. Все, что после, не Она, а раздробленность идей о ликах бытия.
Взирал – созерцание – необусловленный мышлением акт познания – вне мысли, но видимо духовным зрением;
Поднял – изъял через акт созерцания;
Стеная – крик – проявление Логоса, уста Бога.
С древа рухнул – исчез – в качестве Игга.
И в точке высшей незыблемой безосновности исчезновения стал Одином-Одним-во-всем-тотальным бытием-в-себе-самом, отсюда – сущее есть манифестация Божества. Исчезновение как тождество про-явленности Всего.
Девять песен узнал я от сына Бельторна,
Бестли отца – Пра-образ – пра-исток – возврат в Изначалье к истоку высшего знания
меду отведал великолепного,
что в Одрерир налит – Высшее Сознание – творческая воля к проявленности. Ты есть то, что воля явленная, но воля не «твоя», а Высшего разума. «Твоя» воля проявлена в смертном шипе сна, в несчастье и горе жен. В смертном сне заблудшая душа воспринимает себя независимым отдельным субъектом, взаимодействующим с миром, с телом, с состояниями как с объектом. «Напиток памяти» (мед поэзии) пробуждает к чистому восприятию, где снимаются кандалы личного творца и страдающего управленца. Чистое восприятие и есть осознание, Субъективность Бога, где кажущиеся объекты пустотны, а сознающее начало в качестве знания тождественно незнанию (мира до-восприятия, в корнях неведомых).