– Не надо, и Кристин стоит прогуляться, и купить кое-что нужное, – согласилась Нэталин и пошла собираться. Я встала, забыв о своей «болезни», и начала упаковывать обед. Ларри отвлечёт тётушку, а Кристин вдоволь повеселится.

Я была довольна своим планом. Пришлось постараться заставить тётушку накрасить губы и одеть что-нибудь привлекательное.

– Ну на улице жара, как ты пойдёшь в чёрном? – я сидела на широкой кровати Нэталин и перебирала наряды. В итоге мы остановились на лёгком платье синего цвета, хорошенькой соломенной шляпке и славной белой сумочке.

– Ну я же не на бал иду в самом деле, – возмущалась Нэталин.

Кристин присоединилась к нам; хоть и грустно, она с интересом наблюдала за подготовкой своей мамы.

– Ну ты же идёшь в город; почему бы и не покрасоваться? – напомнила я.

– Всё, хватит, я упыхалась переодеваться – запротестовала Нэталин и шлёпнулась на кровать.

– Хорошо, хорошо. Только губы накрась и всё. Мы столько сил потратили, давай, последний штрих, – уговаривала я тётю. Тётушка, ругаясь, наспех нарисовала алые губы и быстро вышла из комнаты, опасаясь новых корректировок.

Я проводила домочадцев и, пройдя мимо сада, быстрыми шагами устроилась на привычном месте возле изгороди, расстелив плед. Рисовать не хотелось; я пила утренний кофе, поглощая запас фирменных сэндвичей и слушала шелест деревьев.

Из дома Миллеров зашагал Джим. Я отметила про себя, что его походка действительно стала увереннее, а осанка прямее. Он даже одет был по-другому: джинсы и тёмная помятая рубашка на белую майку. Ничего общего с идеально отглаженными брюками и примерным видом старого Джима.

– Привет, Джоан, что у вас произошло? – спросил парень, присаживаясь ко мне.

– Привет, Банан умер… Его сбила стерва Молли, но никто мне не верит.

– Сочувствую. А почему ты думаешь, что она?

– Ну, потому что мы с ней повздорили. Я впервые в жизни дала отпор, и вот результат, – я повторила вчерашний диалог.

– Я тебе верю, – сказал Джим, произнося заветные слова, которые я так хотела услышать, тем самым открыв фонтан откровений.

Мы говорили и говорили; вернее, без умолку болтала я. Признания лились на соседа, а Джим всё внимательно слушал. Я поплакала у него на груди, вспоминая Банана. Честно рассказала про Джона, про наше первое свидание и свои чувства. Я рассказывала про Минди и Марка. Про бедную Мо и глупых врачей, которые не могут определить точный диагноз. Про то, как страдает её брат Бо, про подвалы и странное поведение Джона. Вместе обсуждали красавицу Молли, находя и раздувая её недостатки. Я болтала без умолку, Джим слушал, заедая остатками завтрака.

– И я не могу понять, кто лазил к нам в подвал.

– Спроси у своей тёти. Может, он и был спилен, а твой друг всё драматизирует, – посоветовал Джим.

– Я так много болтаю, боже, сколько времени прошло! – я случайно взглянула на часы и с ужасом обнаружила, что стрелка показывает четыре. На душе стало намного легче; груз свалился после такого долгого разговора.

– Прости, я не хотела тебя так задерживать, – извинилась я, поднимаясь.

– Ничего, я же сказал, я всегда в твоём распоряжении, – Джим помог мне собрать плед. Я обняла его на прощание и пошла в сторону дома.

На кухне трезвонил телефон. Я услышала его ещё в саду и испугалась, сколько звонков могла пропустить.

– Алло! – я сорвала трубку и прижала к уху, слегка запыхавшись, ведь мне пришлось немного пробежаться по саду.

– Алло, ты в порядке? Я уже собирался ехать к тебе. Как голова? – услышала я обеспокоенный голос Джона.

Я испугалась, представив, как Джон застаёт нас с Джимом. А ещё хуже, как он стоит у калитки и слушает мой рассказ о нашем первом поцелуе. Руки похолодели от ужаса.