– Я у тебя в долгу, маленькая кухарка, – улыбался сытый Джон.

– Еще в каком долгу? – согласилась я.

– Я и не подозревал, что у тебя столько талантов, помимо шикарной походки, – пошутил парень, беря меня за руку. Я засмеялась, вспомнив себя на каблуках.

Мы выехали на аллею, ласково светило солнце, и всё казалось в розовом свете. Мне совсем не хотелось отпускать Джона на работу.

– Слышно что-то про Мо? – спросила я, ведь весточек не было со вчерашнего дня.

– Она терроризирует всю больницу, требует свои булочки и колу, – рассказал Джон.

– Наверное, не легко было договориться с врачами, —саркастично заметила я. Джон стал серьёзным, а я снова уловила нотки маминой колкости в своём голосе.

– Этот вопрос решил Марк, – сухо ответил парень, но руку не убрал.

– Прости, – раскаялась я.

– Не извиняйся. Посмотрим, как я себя поведу, если снова узнаю, что ты развлекаешься с соседом, – пригрозил Джон.

Значит, Марк всё-таки видел нас тогда. Я хотела что-то ответить, но Джон резко остановился.

– Посиди, – приказал парень и вышел из автомобиля.

Я посмотрела на дорогу и закрыла рот от ужаса. Весь в пыли и грязи лежал знакомый силуэт.

«Банан!» – пронеслась мысль, и я выскочила из машины. Джон остановил меня жестом и склонился над телом. В груди затеплилась надежда, что это какая-то другая собака с похожим окрасом. Пусть это будет кто угодно, но не мой милый, добрый Банан. Я отвернулась, еле сдерживая слёзы.

Джон вернулся ко мне и крепко обнял. Земля ушла из-под ног. Я всё поняла и разразилась рыданиями в пропахшую бензином рубашку. Это всё-таки он, наш славный Бананчик. Его тело больше не дышит. Я больше не увижу его преданный взгляд. Банан никогда больше не попросит косточку, не гавкнет гулко и не завалится в кусты после сытного обеда. Он лежит сейчас на дороге, весь в грязи, пыли и крови, и не дышит…

– Тшш, – приговаривал Джон, укачивая меня. – Садись в машину, милая.

Я покорно села на место.

«Ну что, Джоан, собаку убила?» – внутренний самоед лениво вылез из берлоги. «Я не убивала, я лишь крикнула на него…» – оправдывалась я, заливаясь слезами. Голос многозначительно молчал.

Джон открыл багажник, взял плед и аккуратно накрыл несчастное животное. «Это всё Молли», – зародилась мысль. Я ненавидела убийцу и проклинала себя за провокацию. Фантазия рисовала гневное лицо девушки, несущейся на полном ходу красным Шевроле, испуганные глаза собаки и удар. Джон положил бездыханное тельце в багажник и сел за руль, закурив.

– Это Молли, – сообщила я парню свои догадки.

Джон отрицательно покачал головой.

– Я знаю, что это Молли его сбила, – настаивала я.

– Пожалуйста, Джоан, – остановил меня парень, затягиваясь.

Дальше мы ехали молча. Я рыдала, Джон был серьёзен и погружён в свои мысли. Перед глазами мелькали последние минуты любимца семьи. Я представляла, как он делает свой последний вздох, как напрягаются его мышцы в предсмертных судорогах, как стекленеют его глаза. И представляла мерзкий смех Молли, руки сжались в кулаки.

Джон припарковал автомобиль и обеспокоено посмотрел на меня. В доме раздавался детский смех.

– Милая, ты сможешь посидеть? – спросил Джон.

Я утвердительно кивнула, утирая слёзы.

Я наблюдала, как Джон подошёл к двери и нажал на дверной звонок. Он чесал затылок в поисках нужных слов. Через минуту вышла улыбающаяся тётушка. Похоже, она совсем недавно вернулась от Минди и сразу принялась готовить обед: в руках было кухонное полотенце, а на животе наспех повязан фартук. Я не слышала их разговор, но видела, как за секунду лицо Нэталин меняется – улыбка спадает, тётя хватается за сердце и впадает в оцепенение.