– А где банан? – удивилась я. Пёс никогда не пропускал завтрак.

– Гуляет где-то. Может, хлебнул вчера винца и проснулась вторая молодость? Я сама чуть не уехала на танцы, – засмеялась милая тётушка.

Голова была тяжёлой после вчерашнего веселья. Я задумчиво начала рисовать Банана на бальных танцах с моноклем в глазу в реверансе перед напыщенной пудилихой. Кристин спустилась.

– А где банан? – повторила мой вопрос девочка.

– Он оставил тебе записку, – я протянула листочек с корректурой; Кристин засмеялась. – Мама, смотри!

– Я думаю, наш Банан лучше танцует кантри, – тётушка засмеялась.

После завтрака я поплелась собирать вещи и переодеваться, одев строгие платья от именитого дизайнера, начищая туфли и делая тугой хвост. Было грустно. Я мечтала, чтобы родители оставили меня здесь хотя бы ещё на один день, чтобы остаться с Джоном. Я не хотела возвращаться в большой город, в школу, где меня либо не замечают, либо издеваются. Красотка Стейси и её подружки наверняка наготовили много шуток про серость и тень. Это последний год в школе, но свободой не пахнет.

– Может, тебе пойти в бухгалтера или секретарши? – спросила мама. – Там не нужно… знаешь… выделяться.

У мамы был талант вроде предлагать помощь, но в то же время унижать человека.

Мы проезжали мимо дома Джима Миллера и его мамы. Женщина, скрюченная, суетилась по двору.

– Так ей и надо, – прыснула мама. – Будет знать, как разевать свой рот.

Мама была уже в курсе главной драмы лета. Мне стало жаль женщину: она, конечно, виновата, но не настолько, чтобы ломать ей жизнь. Около дома стоял Джим и внимательно провожал взглядом нашу машину. Я с ним даже не попрощалась; попросту забыла выйти с утра к изгороди, где мы условились встретиться. Стало стыдно.

Мы проезжали по аллее. Возле «нашего» дерева стопились друзья. Бо забавно махал своей шляпой, и ребята кричали в след: «Пока-пока!» Джон вышел на дорогу как тогда, когда в детстве мы впервые увиделись. В сердце защемила тоска.

– Этот сброд твои друзья? – якобы запамятовала мама.

Я молчала и уже начала отсчитывать дни до следующего приезда. Хотя следующее лето обещало быть без Минди – она воинственно собиралась в Нью-Йорк – и соответственно без Марка. Он наверняка поедет за своей девушкой

Глава 4 Я буду

Дни летели один за другим. Всё, что меня спасало в череде неприятностей дома, в школе и снова неприятностей дома, – это были письма. У нас, конечно, был телефон, и не один, но мама нервничала, когда я занимала его надолго, и так и норовила подслушать разговоры. Так что я подпрыгивала от счастья, как щенок, стоило заметить белый краешек конверта в почтовом ящике.

Из писем Кристин я узнала, что Банан вернулся, но с поломанными рёбрами. То ли какие-то хулиганы пинали несчастную собаку, то ли его сбила машина, но всё закончилось хорошо. Ветеринар вылечил беднягу, но Банан ещё долго будет ходить в собачьем корсете. В ответ я отправила рисунок Банана на светском балу в корсете и пушистом платье. Кристин, в свою очередь, отправила фотографию с её первого концерта. Юная скрипачка с гордой мамой держала какой-то сертификат.

Мо и Бо писали всегда вместе, причём на одном листе бумаги. Подписи сильно отличались. Бо старательно выводил каждую букву и старался простым, но культурным языком рассказать о случившемся. В неожиданных местах возникала его безумная сестра.

«Я не хочу хвастаться, но думаю, стоит сообщить, что еду на соревнования. Очень надеюсь победить», – аккуратно писал Бо. «Конечно, победит! У него уже морда похожа на кирпич от тренировок!» – размашисто добавляла следом Мо. Я смеялась, когда читала такие странные сообщения. Мне казалось, что они действительно рядом и я слышу голоса друзей.