Вскоре театр был построен и получился очень красивым. Публика полюбила театр. Пьесы, разыгрываемые там, шли постоянно с аншлагом. По окончании обучения в училище граф Толстой за работы по стенам и башням Китай-города был представлен к повышению в чине и стал секретарём. Но желание стать военным его не оставляло, и он снова просил отца по хлопотать о зачислении в армию.

С утра к большому московскому дому графа Толстого в Кривом переулке подъезжали и отъезжали цуги по случаю именин его жены графини Пелагеи Николаевны и его младшей дочери Полины. Графиня с дочерями и гостями сидела в гостиной. Она была уже дамой далеко не молодой, несколько медлительной и изнеженной. Говорила всегда неторопливо, что придавало ей значительный вид, внушающий уважение.

Старшая дочь, четырнадцатилетняя Александра, подражая взрослым, пыталась за столом сидеть чинно и степенно, но только что сшитое, новое сиреневое платье в кружевах отвлекало её. Ей нравилось как бы невзначай передёрнуть плечами, и шелестящее платье переливалось на её тонком девичьем стане, а вместе с нею колыхались и рубиновые банты в русых волосах.

Граф Илья Андреевич встречал гостей, радостно пожимая всем руки и приглашая к праздничному столу. Возвратившись к графине, смотря на неё влюблёнными глазами, обнял и крепко поцеловал.

– Погоди, Илюшенька, дай вздохнуть, я уже не так молода!

– Молода, молода, душа моя, для меня ты всегда чиста и молода!

Эти слова с улыбкой на полном, чисто выбритом весёлом лице прозвучали так искренне, что не поверить им было просто невозможно, да и вся физиономия Ильи Андреевича зарделась, словно у семнадцатилетнего юноши. Графиня с любовью посмотрела на мужа и, несколько застеснявшись в присутствии дочерей, поцеловала графа в щёку.

В гостиную стремительно вошёл шестнадцатилетний граф Николай. Он был одет в только что сшитые малиновые панталоны и тёмно-синий сюртук, облегающий его стройную фигуру.

– Каков молодец! – не без удовольствия произнёс отец.

– От души поздравляю вас, маменька, – вручая ей красивую табакерку, с воодушевлением проговорил сын.

– Благодарю тебя, сын мой, – от души растроганная его подарком, произнесла графиня.

Сестре Полине вручил нарисованный им портрет. Мельком взглянув на него, она отодвинула его от себя, и брат понял, что сестра недовольна своим изображением на бумаге. Но маменька, взяв рисунок в руки, отметила, что Николя только учится рисовать и она счастлива, что его первая работа получилась совсем недурно.

– А тебе, дочь моя, следует брату сказать большое спасибо, а не дуться как мышь на крупу.

– Князь Андрей Иванович Горчаков! – доложил дворецкий, графиня, поднявшись с канапе, направилась вместе с графом навстречу гостю.

Род князей Горчаковых, восходящий к Рюрику, прославился в XVIII и особенно в XIX веке военачальниками, и Андрей Иванович Горчаков был боевым генералом.

Николай не узнал князя Андрея: во-первых, он был в штатском, во-вторых, вместо всегда улыбчивого и добродушного, довольного службой и жизнью человека он увидел несколько сгорбившегося, с потухшим взором чуть ли не старика.

– Что с вами, братец? – с участием поинтересовалась у кузена Пелагея Николаевна. – Вы, часом, не больны?

– Именно болен, – в тон ей ответил князь, – и не ведаю, когда излечусь. Государь отстранил меня от службы, а служба в армии – вся моя жизнь!

– Бог милостив. Месяц-другой, глядишь, всё и образуется.

– Вашими устами, Пелагеюшка, мёд бы пить.

– Но убиваться так не следует. Государь Александр Павлович наказал, он же и вернёт вас, князь, в армию! – заметил граф.

– Только на это и уповаю, Илья Андреевич!