– Месяц назад, на свадьбе в Шемахине, напилась до состояния «тамада в загсе» – и бац! Уже невеста, – вздохнула я. – Запоминай, детка: не пей на чужих свадьбах из рюмок джинов. Это тебе не шампанское, это заколдованная афера.

– Поняла… уяснила… на всю жизнь запомнила, – прошептала она, нервно покусывая ноготь.

– Очаровательно, – натянуто улыбнулась я. – А теперь, пожалуйста, где тут ковры? Или шкуры, или что там у вас модно на пол стелить?

– Туда, – махнула она рукой наугад, но, уловив мой взгляд «ты серьёзно?», развернулась и повела в нужную сторону.

Похоже, моя маленькая исповедь окончательно выбила её из колеи. Пока мы шли, она изводила бедный ноготь и косилась на меня с таким видом, будто я сейчас превращусь в лягушку и начну квакающим голосом рассказывать, как выйти замуж за Кощеева по пьянке. Вот только я и сама не знала, что именно её так беспокоит. Неужели переживает за меня и Диму? Тогда она далеко не одинока.

Серёга, мой личный оракул и любитель мыльных драм, накидал мне столько версий событий, что я едва не поседела – и не в переносном смысле. Он даже предположил, что моим законным может быть сам Кощеев! Но потом, скривившись, отбросил идею – мол, не укладывается в логику: как бы его брат ухитрился провернуть такое, особенно с учётом всех правил и ограничений. Больше всего всех смущала сцена с лампой – по древнему договору, мой муж не мог загадывать желание, пока я не исчерпаю свои. И тут Серёга выдал свой шедевр: а вдруг мой таинственный муж знает о Харде нечто такое, что тот ради молчания отдал ему право желания? За эту теорию он огрёб от Кощеева по первое число – и совершенно заслуженно. Хоть в чём-то я с Диминой семейкой согласна: мозг мне засирать – дело опасное, особенно когда у меня настроение меняется быстрее, чем у лешего в лунную ночь.

Наконец, мы добрались до нужной горы сокровищ – точнее, до груды ковров, шкур и прочего текстильного великолепия. Снежана полезла за ослепительно белыми, я же выбрала тигровые – у меня к ним слабость, с детства мечтала о пледе в стиле «баба-яга на отдыхе в джунглях».

Мы с ней переглянулись.

– Там и так бело, – объяснила я, пожав плечами.

– А эти теплее, – возразила она и задумалась. – Ай, ладно, берём и тех и этих. Будем жить как в царских палатах. Или как минимум – в сказке с плохим монтажом.

Шкур выбрали не абы как, а с душой: десяток, не меньше, пушистые, мягкие, да каждая – словно со сказочного зверя содрана. Не повторялись ни цветом, ни кудрявостью, ни лоском – на глаз радость, на спину тяжесть. Посмотрели мы с Снежаной на эту пушистую гору и одновременно поняли – даже если мы героини народного эпоса, вдвоём это не утащим. Ну хоть тресни.

– Может, по частям унесём? – предложила я самым наивным голоском.

– Угу, и так раз десять туда-сюда? У меня каблуки, а не кони железные, – отрезала Снежана и топнула ногой, от чего из-под её сапожка снежинки разлетелись, как фейерверк.

И тут, как по заказу, заскрипела стена. Нет, не показалось – она реально задрожала, и из неё вывалилось… нечто. Огромное, белое, громоздкое. Снеговик? Маловато будет. Громила? Чересчур обидно. В общем, получился снежный голем – метров под три, с руками, как брёвна, и глазами, как два замёрзших озера.

– Варя, садись на шкуры, – скомандовала Снежана, сама усаживаясь как королева на трон. Увидев мой благоговейный взгляд на снежного исполина, она обречённо вздохнула: – Это голем. Возит. Быстро. С ветерком. Давай, не тяни резину, пока я не позвала второго.

Поджав губы и юбку, я поспешно плюхнулась рядом. И почему-то мне стало жалко моё платье. Было у меня стойкое чувство, что оно сегодня умрёт героической смертью на чужбине.