– Для небожителя важнее всего уметь отбросить стыд и совесть. Так любые начинания увенчаются успехом!

Тем же вечером Колобочек точь-в-точь повторил эти слова Бай Цянь и, сжав маленькие кулачки, твердо попросил матушку объяснить, как можно избавиться от стыда и совести окончательно, чтобы превзойти отца.

Бай Цянь отставила чашку с отваром из семян лотоса, который собиралась в качестве легкого напитка перед сном отнести Е Хуа в рабочие покои. Прошлась по залу Вознесения, тщательно выбирая самые увесистые буддийские сутры, нагрузила ими деревянную тележку и под покровом ночи отослала их Фэнцзю с ласковым напутствием, что, если та не перепишет их к завтрашнему заходу солнца, тетушка будет устраивать ей свидания вслепую от зари до зари.

Фэнцзю уже сладко спала, когда ее разбудила служанка Бай Цянь Най-Най. Лисичка заспанно уставилась на гору сутр. В ее сознании медленно всплывала вся та чушь, которую она наговорила Колобочку днем. Навернувшиеся на ее глазах слезы нечистой совести грозились затопить Млечный Путь.

К вечеру второго дня служанки извлекли Фэнцзю из-под завалов буддийских писаний и их копий и доставили в сад Драгоценного лунного света на Тридцать втором небе.

В сокровенном саду повсюду росли «беспечальные» деревья Ашока [21]. Меж их стволов благоухали всевозможные цветы. Изначально здесь давал наставления ученикам Верховный небожитель Тай Шан – владыка предела Высшей Чистоты [22].

Сейчас же сад, насколько хватало взгляда, заполнили до сотни молодых небожителей со всех четырех морей и восьми пустошей. Они стояли небольшими группами. Более терпеливые вели негромкую беседу с товарищами, менее терпеливые застыли с высоко поднятой головой, не отрывая взгляда от входа в сад.

Фэнцзю легко бы справилась с двумя-тремя женихами, с некоторым трудом отделалась бы от четырех или пяти, но тут их набилось не меньше сотни… Сердце Фэнцзю сжалось от страха, храбрость изменила ей, она невольно сделала шаг назад, потом еще один, и еще, и еще.

Неподалеку раздался несколько напряженный голос Бай Цянь, обратившейся к почтительно внимающим ей служанкам:

– Хм, пожалуй, мне стоит ее связать. Едва ли она продержится до конца, но сбежать раньше середины застолья я ей не позволю.

Сердце Фэнцзю бешено застучало. Она развернулась и припустила прочь.

Фэнцзю не знала, в какой момент стремительного бега по земле и по воздуху она выиграла у преследовавших ее служанок состязание в смекалке и смелости, но, когда она влетела в гущу саловых деревьев [23] и с потревоженных веток ей на голову посыпались ярко-желтые цветы, звуки погони за ее спиной утихли.

Она тихо перевела дух и оглянулась. Позади и правда никого не было – только далекий Млечный Путь, залитый спокойным сиянием заходящего солнца.

Не зря говорят: «Язык мой – враг мой». Из-за своего длинного языка Фэнцзю день и ночь была вынуждена переписывать сутры, и теперь, когда перед ней вдруг возникла пара величественных саловых деревьев, ей на ум сами собой пришли строки из «Собрания длинных наставлений» [24]: «В то время Почитаемый миром [25] на ложе меж двух саловых деревьев в Кушинагаре готовился перейти в паринирвану [26]».

Фэнцзю смахнула с волос желтый цветок и тяжело вздохнула. Что ж, раз она запомнила такое длинное и сложное писание, то сутки страданий над текстами прошли не впустую. Фэнцзю огляделась. После длительного бега она порядком испачкалась, и все тело ломило. Стоило ли раздеться и окунуться в горячий источник за саловыми деревьями?

Она надолго задумалась.

На востоке взошла яркая луна. Пусть она поднялась не так высоко и была не так величественна, как описывали в стихах смертные, в ее холодном серебряном свете, залившем все пространство внизу, совершенно потерялись деревья, цветы и камни. Над лазурными водами пруда заструился туман, расходясь по поверхности волнами теплой небесной ци.