– Сегодня такая прекрасная погода, мне совсем не холодно.
Сначала она хотела прямо сказать: я не стану одалживать ваш плащ, позволите? Однако, проговорив эти слова про себя, Фэнцзю нашла их грубоватыми и, меняя тон прямо на ходу, на грани вежливости попросила:
– Я бы не хотела одалживать такой пустяк, как плащ, позволите?
Стоило ей договорить, как резкий порыв ледяного ветра заставил ее вздрогнуть.
Дун Хуа взял чашку с чаем, который Ми Гу непонятно когда успел заварить и разлить, и неспешно отпил.
– Не позволю.
Стойкая страдальческая улыбка Фэнцзю все же сползла с ее лица. Девушка растерянно спросила:
– Почему?
Дун Хуа поставил чашку и спокойно взглянул на Фэнцзю:
– Я спас вас. За малую милость должно воздать многократно. Постирать плащ так сложно?
«Прежде он не был таким негодяем, – подумала Фэнцзю. – А может, он был им всегда, просто не показывал мне этой стороны».
Вернув себе расположение духа, она с суховатой улыбкой поинтересовалась:
– Вам так нравится досаждать другим?
Дун Хуа снова взялся за чашку и неторопливо ответил:
– Ничто другое меня так не радует.
Фэнцзю не знала, плакать ей или смеяться.
– Владыка, вы такой…
Дун Хуа отставил чашку и подпер щеку рукой.
– Какой?
Фэнцзю не нашлась с ответом. В бесстрастных глазах Дун Хуа мелькнула тень улыбки.
– Скажите, зачем вы бросились их спасать? – вновь спокойно спросил он.
Откровенно говоря, она замолчала не потому, что не знала, что ему ответить. Просто лицо его вновь приняло то до боли знакомое выражение, что однажды оставило глубокий след в ее сердце. Вот почему она оцепенела, а когда пришла в себя, владыка уже сменил тему.
Фэнцзю хорошо расслышала его вопрос. Почему бросилась их спасать? Она и сама не вполне понимала. Ей не было дела до жизни этих танцоров. Скорее всего, она бросилась им на помощь из-за слов, что когда-то сказал ей один человек.
Спустя долгое время она тихо ответила:
– Мой покойный муж учил, что сильные рождаются, чтобы защищать слабых. Если бы я оставила их на произвол судьбы, то сама сделалась бы слабой. А раз так, то как я могу защитить моих подданных?
Даже спустя много лет Дун Хуа не смог забыть ее слова. По правде, он и сам не понимал, зачем их помнить. В тот момент он вдруг ощутил странное родство с этой юной девушкой, хотя прежде никогда ее не знал. Их первая встреча случилась в Цинцю, у озера Возрождения, когда она, ступая по волнам, шагнула на берег. Длинные черные волосы облепили ее плечи, как морские водоросли. Он не запомнил ее облик так же, как не запомнил распустившиеся у озера Возрождения подсолнухи.
Слухи о случившемся на террасе Небесного повеления быстро разошлись по Небесам, и каждый сплетник трактовал произошедшее на свой лад. Молва вмиг сбросила Дун Хуа с пьедестала пределов Трех Пречистых [16] в грешный мир человеческих страстей.
Одни говорили, что, когда зверь Алого пламени вырвался из-под террасы Небесного повеления, владыка Дун Хуа в Рассветном дворце на Тринадцатом небе делал примечания к буддийскому писанию. Услышав, что его названая младшая сестра, принцесса Чжи Хэ, попала в огненную ловушку, он тут же поспешил на помощь и в конце концов усмирил зверя. Воистину, владыка Дун Хуа по-особенному относился к своей младшей сестрице!
Другие говорили, что, когда на террасе Небесного повеления разгорелось пламя, Дун Хуа как раз проходил мимо. Узрев прекрасную небожительницу, которая терпела поражение в схватке со зверем не на жизнь, а на смерть, владыка не смог оставить ее в беде, обнажил меч и спас деву.
Небесный владыка всегда полагал Дун Хуа богом без чувств и желаний. Что ж, и Небесному владыке случалось ошибаться.