Мамонтов был явно обескуражен. Все знали уже, что старпом у них не подарок. Но старпомовская должность вообще собачья, не лаять нельзя…
– Удивляешь, – смягчал Мамонтов. – Из тех он, самых обычных!.. И причем, очень неглупый, может быть, далеко пойдет… Я кое-что о нем расскажу.
– Подожди! – резко оборвал его Лейтенант. – Я сам тебе сначала скажу самую суть, чего информаторы тебе никогда не донесут. Не будем туфту гонять…
Лейтенант взял в руки кусочек «дикого» опала – темно-огненной окраски, очертаниями головы зародыша динозавра, и стал крутить его и вертеть на стекле стола.
– Это было сегодня, сразу после швартовки. Он вызвал командиров швартовых команд… Крики, грязная брань при матросах… Ладно. Но я добился у него аудиенции – перехватил на минуту, когда все разошлись, и сказал негромко: «Зачем, товарищ старпом, человека ставить на четыре точки?» Он повернулся ко мне, и я прочел по лицу, скольких усилий стоит ему снизойти до разговора со мной. «Обращайтесь строго по уставу. Мне нужны подчиненные! Тебя! – и он двинулся в мою сторону, вытянув руку – я особо об этом предупреждаю». Мне пришлось изготовиться, здоровяк… «А я думал, единомышленники нужны!» Он замер, он искал реальный смысл этого слова.
Лейтенант наклонился к Мамонтову, положив руку на кресло-вертушку:
– Слышишь, Серж? Себе-то я не могу врать: он стоял и переводил это слово на свой язык. И потом выдал, вперемешку с матом, конечно: «Я вас вытряхну из мешка ваших проблем – сюда! ко мне! – и он показал себе под ноги. – Мыслители мышиные! Корабль должен идти, стрелять…» А я вставил: «В цель попадать». Он исподлобья: «Не с кем!» – «А не топчи людей!..»
И Лейтенант сжал огненный камешек в кулаке и сделал вывод:
– Это ты недооцениваешь его способностей.
Особист пригрелся в альпаке, прикрыл глаза… Ситуация все больше не нравилась ему, а он весьма уважительно относился к своей интуиции. Свести все к чрезмерной, но вполне понятной требовательности старпома не получится. Лейтенант явно готовился к сегодняшнему «собору» и формулировал свои переживания в нечто…
– Знаешь, как звали старпома на предыдущем месте службы? – спросил особист, потягиваясь, как на своем рабочем месте.
Лейтенант усмехнулся и снова занялся альбомом, положив камушек аккуратно в уголок стола – его руки постоянно были чем-то заняты.
– Его звали… «америкашка» – не в глаза, конечно.
– Да-а? – Лейтенант неожиданно сильно изумился, отложил альбом, о чем-то глубоко задумался и сказал тихо, как самому себе. – Забавно.
Перевалившись на другой бок, дотянулся до телефона и позвонил в рубку дежурного: «Пришли ко мне приборщика!»
– Небезынтересный момент. Он разведен, есть дочь, сын. Два года назад чуть ли не силой выпроводил их на родину, куда-то на Волгу. Но бывшая жена вернулась сюда, живет где-то в городе… с девочкой. Сына у бабки оставила.
– Да-а? – и снова почти минутная задумчивость, как забытье: нечто, подмеченное Мамонтовым в собеседнике впервые. – Странно вяжется в одно… Хоть картину пиши.
Уставившись в штору над койкой, Лейтенант стал говорить, на первый взгляд несвязно и не к месту.
– Солнце заливает весь ходовой, чайки счастливые, линия горизонта чистая, зовущая… Это наш праздник, после стольких трудных вахт… И вдруг этот решил: у меня нет ничего общего с красотой морского утра… Понимаешь, о чем я? Он правит бал… все должно существовать в его измерении, в его тени и жить по его усмотрению…
Мамонтов искренне посочувствовал:
– Он просто хам, да еще на собачьей должности. Почему ты обостряешь до края, до грани между жизнью и смертью! Не понимаю, не вижу грани…