– Где ты их таких берешь, Радотин?

Лейтенант, будто не слышал, звеня чашками, доставал из шкафчика сахар и печенье, разлил золотистый напиток.

– Чай у тебя! Тонкий аромат! Мне кажется, сама твоя каюта пропиталась им на десять лет вперед.

Лейтенант, прислушиваясь, к шумам на верхней палубе, сказал с искренней заботой:

– Розову бы сейчас хотя бы глоточек…

– Отлежится, отоспится, – успокоил его Мамонтов, – у нас все на этом построено. И корабли в бою – одноразовые, как шприцы. Во время войны никто не даст столько времени для перезарядки.

– По-разному может быть, – уклончиво ответил Лейтенант и встал проводить своего приборщика, который быстро управился со своей объемистой чашкой и печеньем.

– Тебе будет сейчас труднее, Влад. Ты выпрямился – это вызов. Но и легче – ты видишь всех, кто перед тобой и кто чего стоит. Пасовать нельзя! Покажи кулак… У тебя есть кулак! И у тебя есть ладонь. Ладонь другу, кулак врагу! Иди.

III

– Бог мой! – воскликнул Мамонтов, когда за матросом закрылась дверь, – это похоже на некий обряд… Ты его гипнотизируешь, или… вооружаешь?

Лейтенант махнул рукой.

– Гипноз? Мне в голову не приходит шутить на эту тему. Просто умница, может быть наш будущий биограф. Вот и «америкашку» обнаружили… С каких это пор бульдоги в моряки полезли?

– На берегу больше, Коля, – они смотрели друг на друга: один удивленно, другой с азартом, и оба пытались понять, кто на что способен, когда неизбежна встреча с динозавром.

– Ветром несет их? – удивление Лейтенанта сменилось насмешкой, насмешка издевкой… – А вы им соломки стелите… Была б моя воля, я бы младенцев кулаками вооружал, чтобы они расцветали ладонями. А то мы в ладушки с ними, а они вырастают беспомощными и сатанеют от бессилия перед мразью.

– А старпом что, с зубами родился?.. Наш, обычный… Нанесло новые стандарты жизни – прав твой морячок… Сенцов? береги его. За них цепляются свободные от религии и гражданственности рабы эго и похоти, бойкие и пронырливые.

– Если корабли не для боя нужны, а для красивого прикрытия добычи благ, то… добро пожаловать на близкий пир пиндосов-динозавров, так? Сегодня я почувствовал, что палуба уходит из-под ног… Корабль просто не имеет определенного курса, он игрушка. Объект «америкашки». Ему по плечу добыть в штабах нужную оценку в нужный момент – это мое видение… Подойди к нему и скажи: вы гипнотизируете подчиненных, у вас пол-экипажа вареные… Он не поймет! А любой матрос чувствует, что за хмырь перед ним, и какая ему.

– Но есть еще командир, общий уклад службы… Я хочу, чтобы ты, зная его личность, не переоценивал его. Да и свои возможности тоже…

– А ты можешь себе позволить недооценивать его? Думаешь, командир его не раскусил – и каково ему от такой гадости? Тебе, разведка, проще заниматься мной, нашими «соборами», поэтами, инакомыслящими, да? Подчищаете «обчеству» лицо… Ну-ну.

Лейтенант со стуком достал толстую папку из стола, быстро нашел нужный ему лист.

– Вот. Читаем… «…неизвестное, но беспощадное сражение идет среди нас и в нас, в потаенных глубинах сознания и выплескивается наружу бессчетным количеством жертв и страданий… Идет сражение за реальность, сатана завоевывает почетное право на место под солнцем… На сердца людей, чтобы сделать их бессердечными, на мысли, чтобы сделать их алчными, на сознание, чтобы сделать его плоским…»

– Э, куда тебя потянуло, – протянул разочарованно Мамонтов. – Я знал, что ты теоретик, но… тут мистикой попахивает.

Лейтенант, будто не слыша, читал блеклые листы загадочной папки, но уже тихо.

– Твоим познаниям есть применение, и ты его найдешь, потерпи…