Дойдя до двери в бараке, он взялся за ручку, прислушиваясь, будто оставил за ней сто тигров. Какими смешными показались ему недавние восторги перед «краешком Земли Русской». За дверью – другое… Краешек Жизни!

Открыв дверь, он сразу увидел ее: она стояла у журнального столика и смотрела какую-то тетрадь, толстую и большую. Увидев его, она побежала к нему навстречу, смеясь и что-то приговаривая… А когда он поднял ее на руки, то увидел совсем другую девочку: у нее, оказывается, правильные черты лица, красивый выпуклый лобик… Она не стала сидеть на руках, потянулась, соскользнула на пол и, схватив его за руку, потащила за собой к столику.

Он с удивлением увидел, что толстая тетрадь в клеточку превращена в альбом для рисунков. Карандашом и шариковой ручкой кто-то поместил здесь великое множество живых существ… Правда, были они очень и очень похожи, отличаясь, пожалуй, только размером. И были они все – да все! – несомненно, дельфинами! Сколько их! В один лист вмещались десятки: видимо, лист не переворачивался, пока на нем оставался хотя бы сантиметр свободного пространства. Были тут красавцы в полстраницы, а были и с ноготок. Но обязательно все с одним глазом и с фонтанчиком…

– Кто же придумал столько морских… волшебников? – с нарочитой серьезностью спросил Снайпер, хотя и в самом деле сомневался: сама ли она рисовала. – Неужели маленькая девочка морского имени и племени?

Мари тут же, словно была готова к этому вопросу, достала из-под тетради шариковую ручку – и Снайпер замер. Он даже присел на краешек дивана, заворожено глядя на ручку, и не уследил… Как она это сделала? Три-четыре движения, и вот живой глаз прямо у пасти, и три черточки вверху, как лучики короны.

Если присмотреться, они получались разные, очень разные, некоторые даже стояли на хвостах, не помещаясь иначе. А она все рисовала и рисовала, наверное, ждала от него похвалы. А он не мог пошевелиться и не хотел. Ему хотелось смотреть и смотреть на это чудо, как рождаются и рождаются живые существа. В этой покинутой всеми комнате, с трепещущими от порывов ветра стеклами, под конец тусклого зимнего дня на самом Краешке Земли Русской… Потом, как-то сама собой пришла мысль, что она вовсе не рисует, она что-то пишет необычными иероглифами, пытается что-то рассказать… Ему ли!

– Сколько тебе лет, Мари? – спросил он и, не выдержав, погладил ладонью ее выпуклый лобик.

Она с явным сожалением оторвалась от тетради и, сложив ладошки вместе и не поднимая глаз, со вздохом ответила:

– Три… мама дернула… ухо.

– У тебя они хорошо получаются… Это киты?

Она покрутила головой, посмотрела на него так, будто подсказывала правильный ответ. Но, не дождавшись, снова взяла ручку и опять легонько вздохнула:

– Да… Они как люди, только живут под водой…

– Но сколько их! Дай мне посмотреть, – он взял тетрадь, полистал: половина ее была заполнена «людьми-китами». – Их тут сотни, Мари!

– Им хорошо вместе, – тихо ответила девочка, будто боясь напугать тех, кому «хорошо вместе»

– У них такие разные фонтанчики… Почему-то у маленьких большие, а у больших маленькие…

Она недовольно глянула на него и отобрала тетрадь. А потом, все же считая другом, ответила почти поучительно:

– Это же дыхание! Маленькие сильнее дышат, – и, взяв тетрадь, она ушла в угол комнаты и понуро прислонилась к стулу, на котором лежала его фуражка.

Он заторопился, подхватил свою сумку-барабан, взял кепку-аэродром, не рискуя даже подойти к фуражке.

– Мари! – окликнул он ее и протянул ей картуз, предлагая обмен. Она отчаянно закрутила головой, взяла фуражку и положила в нее тетрадь. Казалось, это не он собрался уходить, а она, – и дорога у нее дальняя и более печальная. Он поспешил улыбнуться и успокоить ее: