Кай понял, что загнан в угол. Отступать было некуда. За спиной – относительно открытое пространство, не дающее укрытий, а впереди – «Вороны». А он, Кай, всегда избегал прямых столкновений.

Он осторожно заглянул за угол генератора. Трое «Воронов» медленно приближались, сканируя взглядами каждый закоулок, каждый обломок мусора, куда мог бы спрятаться человек. Четвертый, самый массивный, стоял чуть поодаль, перекрывая последний возможный путь к отступлению. Это был сам Клешня. Его оптический сенсор, ярко-красный, как у Кая, но гораздо более новой, угрожающей модели, хищно поблескивал в утреннем тумане, словно голодный глаз чудовища. Силовой манипулятор на его правой руке ритмично сжимался и разжимался, издавая тихий, зловещий скрежет, предвещающий боль и разрушение.

Клешня заметил его почти сразу. Неудивительно – он обладал таким же чудовищным чутьем на добычу, как Кай на механизмы. Ухмылка, обнажившая ряд металлических, заостренных зубов, растянула его грубое, покрытое шрамами, стальное лицо.

«А вот и наша маленькая удачливая мышка, – пророкотал он, делая неторопливый шаг вперед. Его голос был низким и скрипучим, как несмазанный механизм, перемалывающий кости. – Говорят, ты нашел что-то интересное, Кай. Что-то, что по праву принадлежит мне. Моей территории. Нехорошо крысятничать, ой как нехорошо».

Кай почувствовал, как Осколок в кармане стал почти горячим, как раскаленный уголек. Страх сковал его, превращая в ледяную статую, но одновременно с ним поднималась и волна глухого, отчаянного гнева. Он не отдаст Осколок. Никогда.

«Я ничего у тебя не брал, Клешня, – голос Кая дрогнул, но он старался говорить твердо, стараясь не выдать внутреннего состояния. – Я нашел это на ничейной земле. А значит, оно мое».

Клешня расхохотался – сухой, трескучий смех, похожий на звук ломающегося железа. «Ничейная земля? В Ржавой Яме нет ничейной земли, мальчишка. Все, что блестит, принадлежит тем, кто сильнее. А сильнее меня здесь нет, – он ударил своей огромной клешней по земле, выбив фонтан пыли и осколков. – Так что будь умницей, отдай блестяшку, и, может быть, я просто сломаю тебе пару ребер для острастки, а не выпущу кишки и не сделаю из твоего кибернетического мусора новую подставку для ботинок».

Его подручные медленно расходились, сужая круг, окружая Кая. Пути к отступлению не было. Руины завода были так близко, но казались недостижимыми. Он был пойман.

Кай посмотрел на Клешню, на его огромную, стальную клешню, на хищные, искаженные ассимиляциями лица его головорезов. Он знал, что это конец. Для таких, как он, финал всегда был один – смерть в пыли, а его «хлам» расходился по Яме. Но отдавать Осколок… он не мог. Это было уже не просто любопытство или жадность. Это было что-то глубже. Что-то, что он должен был защитить. Чем-то, что стало частью его самого.

Он медленно, почти демонстративно, вытащил Осколок из кармана. Фиолетовый камень тускло, но ощутимо запульсировал в его руке, отбрасывая слабые, зловещие блики на их лица.

«Вот он, – сказал Кай, его голос внезапно обрел странную, нечеловеческую твердость, которую он сам не узнал. – Но вы его не получите».

Клешня перестал ухмыляться. Его красный сенсор сузился до тонкой щели, а мышцы его грубой, ассимилированной челюсти напряглись. Он почувствовал изменение в Кае.

«Очень глупо, мальчишка, – прошипел он, его голос был теперь не скрипучим, а змеиным, полным скрытой угрозы. – Очень. Глупо».

И он сделал еще один шаг вперед, его силовая клешня медленно раскрылась, готовая схватить. Готова раздавить.

Глава 4: Первая Искра

Клешня двинулся первым, его массивная фигура казалась несокрушимой глыбой потемневшего от ржавчины металла и грубой, переделанной плоти. Он шагнул вперед, поднимая свой ужасающий силовой манипулятор, который, казалось, мог поглотить Кая целиком. Его подручные, как стая голодных, чующих запах крови шакалов, последовал за ним, сужая кольцо вокруг загнанного в угол парня. Воздух в тесном проходе старого завода наполнился их тяжелым, механическим дыханием, запахом проржавевшего железа и синтетического масла, исходящим от их грубых, но эффективных ассимиляций.