Тени Орестана. В поисках дома Мари Лога

"Иногда конец – это только начало."

Весна пришла в Орестан, как и всё в этой стране, – с болью. Мокрая, хищная, с хриплым дыханием ветра. Снег валил не пушистыми хлопьями, а рывками срывался вниз, будто кто-то швырял его сверху. Долетая до людей, он хлестал их по щекам, отвешивая звонкие пощёчины. Серое тяжёлое небо нависало над баржей, плывущей по мутной реке.

Заключённые были скованы по двое, а уже эта маленькая цепь была прикована к длинной общей. Угрюмые, измученные люди сидели, сжавшись от холода, в гробовой тишине. И только ветер разносил звук ржавых цепей, тянувшихся тяжёлым скрежетом по палубе. Каждый из них понимал, что их везут на убой. И это, возможно, были последние мгновения, в которые ещё можно было дышать, чувствовать и вспоминать.

И только он пришёл в себя, как его воспоминания снова взбудоражили в нём чувство несправедливости. Снова он почувствовал, как страна, которую он любил, разрывается на части. Его, как и многих здесь, собирались казнить за взгляды, слова, за попытку сопротивления режиму. За попытку быть свободным в Орестане, где свобода в последние годы стала преступлением.

С другой стороны, он не понимал, как его, представителя интеллигенции, образованного и умного человека, занесло на эту баржу смертников. Ещё пару лет назад он и подумать не мог, что будет сражаться за что-то подобное. Проиграл, подумал он. Ну что ж, бывает. И вдруг он услышал своё имя, которое в последнее время стало роскошью. Это была привилегия живых, хоть и не свободных. А его имя заменили на цифры, выковав номер 2316.

– Эй, ты ведь Комарий! – Он обернулся и увидел, что скован вместе со здоровым, широкоплечим светловолосым парнем. У него было обветренное лицо, синие потрескавшиеся губы, голубые глаза и белая, почти прозрачная кожа, через которую можно было увидеть вены.

– А я всё думаю, – продолжил здоровяк, – где я тебя видел? А ты же Комарий. Я восхищался твоей борьбой. Вот поверишь? За всю жизнь не прочитал ни одной книги, а твою – от корки до корки. Надеюсь, твои здравые идеи когда-нибудь всё-таки внедрят. Я Мариан. Я очень рад познакомиться, хоть и в таких неприятных обстоятельствах.

– Да, – угрюмо ответил Комарий, тяжело вздохнув. – Обстоятельства действительно неприятные. Да и мои идеи вряд ли когда-либо внедрят. Похоже, эту страну уже не спасти. Да и вообще всё теперь кажется тленом…

– Нет, – не согласился Мариан, – мы не должны сейчас унывать. Знаешь, я мастер спорта по плаванию, и нас учили, что настоящий борец никогда не сдаётся, даже когда плывёт последним. Всегда есть шанс одержать победу.

Комарий скептически посмотрел на нового приятеля и многозначительно поджал губы. Несколько минут молчания, а потом вдруг вспышка, грохот – треск. Баржа содрогнулась, словно от удара Божьего молота. Взрыв разорвал ночь. Кто-то закричал. Кто-то молча свалился в воду. Запах солярки смешался с ужасом.

– Идём ко дну! – крикнул кто-то. – Спасайтесь!

Цепи натянулись. Баржа начала крениться. Паника. Грохот. Некоторые заключённые увязали в воде, как мухи в патоке.

Мариан метнулся вперёд, таща Комария за собой.

– Смотри, тут! – он показал на скобу, которой их цепь держалась к балке. – Я видел, как другие её ослабили! Помоги!

Он ударил ногой. Металл звякнул. Ещё раз. И ещё.

Щёлк.

Они отстегнулись от общей цепочки, но остались скованными друг с другом, словно символ того, что теперь их судьбы – одна.

Баржа накренилась и они рухнули в ледяную воду. Холод вонзился, как нож, сковывая дыхание и лишая воли к движению.

Комарий запаниковал. Вода била в лицо. Он больше не чувствовал ног. Начал цепляться за Мариана, вдавливая того под воду.

– Эй! Стой! – хрипел Мариан, захлёбываясь. – Послушай меня, слышишь?! Не топи, чёрт тебя возьми! Я вытащу нас. Только… только не паниковать. Мы справимся! Ты же боролся… боролся за свободу… Так борись сейчас! За себя!

Комарий всхлипнул. Ему хотелось умереть. Там, на дне. Где темно и тихо.

– Нет, – сказал Мариан сквозь зубы. – Ты не сдашься. Я не дам тебе утонуть. У нас один шанс.

И он поплыл. Будто сама ярость природы вселилась в него. Он рвал воду руками, пробивая ледяное пространство. Тащил обоих – себя и напарника. Вперёд. Только вперёд.

В момент, когда Мариан встал на ноги и вытаскивал на берег обессилевшего Комария, цепь между ними словно олицетворяла пуповину между матерью и ребёнком. Мариан, с только ему известной мотивацией, вырывал Комария из холодного чёрного мира. Это было больше, чем спасение – это было рождение, возвращение к жизни, чудо, которое невозможно забыть.

Комарий испытывал огромную благодарность, и несмотря на дикий холод, откуда-то появились силы на непосредственную, детскую радость. Он рассмеялся, завалился на землю и, глядя на хмурое небо, которое теперь уже не казалось таким уж мрачным, произнёс:

– Я мечтал о великом. Хотел, чтобы Орестан стал светлым. Чтобы наш народ процветал. Теперь я просто жив. И это, чёрт возьми, уже победа.

Река за их спинами шумела. Песок под ногами скрипел. А ветер резал мокрую одежду, будто нож.

Они шли, не говоря ни слова. Цепь между ними то натягивалась, то провисала, словно нерешительность.

– Ты как? – наконец спросил Мариан. – Дышишь?

Комарий кивнул. Но дыхание было таким… отрывистым, будто каждая секунда жизни – в долг.

– Далеко не уйдём в таком виде. Надо спрятаться. Переждать.

– У меня была жена, – неожиданно сказал Комарий.

Мариан не ответил сразу. Только посмотрел на него с лёгким наклоном головы, как будто боялся задеть что-то важное.

– Рейна. Её звали Рейна. Её забрали за то, что она преподавала детям «неправильную историю». – Он горького усмехнулся. – Правильную. Настоящую.

– А я за то, что спас журналиста. Переправил через залив. Плавал ради медалей – а стал преступником. Знаешь, какой парадокс? Пока я был просто пловцом, тренировался, побеждал, жил ради медалей, я был счастлив. Но пуст. А вот когда стал преступником, когда переправлял людей, спасал по ночам, дрожа от страха – только тогда я впервые почувствовал, что живу не зря, что я нужен не системе, а человеку.

Продираясь сквозь пелену моросящего тумана, они заметили вдали едва различимый силуэт старой рыбацкой хижины, стены которой были сложены из дикого камня.

– Туда, – коротко бросил Мариан.

Они забежали внутрь и сразу поняли: укрытие так себе. Крыша была съедена временем и сыростью, дощатые балки прогнили. Мариан развернулся к выходу, но Комарий остановился: железо цепи тихо звякнуло, как напоминание о прошлом, которое всё ещё гналось за ними.

Мариан молча указал на угол, где из-под обрушившейся полки торчал клочок грубой мешковины. Он сорвал его и бросил Комарию.

– Надень, – коротко велел он.

Зубы Комария стучали от холода, и он, сняв куртку, натянул мешковину поверх рубахи. Мариан выжал остатки воды из одежды, сложил её на выступе стены и обмотался куском брезента.

– Двадцать приседаний, – скомандовал он, не сводя глаз с напарника. – Кровь должна уйти от оледеневших конечностей.

Комарий медленно присел, затем выпрямился и повторил: один… два… три… С каждым движением мышцы начинали гореть, а кровь тёплым потоком проникала в замёрзшие пальцы.

– Хорошо, – отозвался Мариан. – Теперь беги на месте. И не останавливайся, пока не скажу.

Ветер вновь заорал за стенами, крыша заскрипела так, будто вот-вот рухнет.

– Сильнее! – выкрикнул он. – Хочешь жить – двигайся!

Когда дрожь немного отступила и дыхание выровнялось, они остановились. Внутри стало необычно тихо.

И вдруг, словно рассекая тишину стальным лезвием, послышался приглушённый гул мотора.

Мариан вжался в угол и прошептал:

– Дрон.

Жужжание нарастало, вибрация скользила по потолку. Сквозь щель в крыше пробился бледный конус света.

– Ложись к стене, – тихо велел Мариан. – Приляг к камню как можно плотнее – пусть стена хоть немного скроет нас от тепловизора.

Они рухнули на холодный пол, цепь между запястьями приглушённо звякнула, их сердца, поглощённые тревогой, стучали в унисон.

– Не дыши, – шептал Мариан. – Закрой рот, задержи дыхание… как только мигнёт вспышка, дрон нас не увидит.

Мгновения тянулись, жужжание становилось всё громче, а внутри хижины парализованные от страха две души молили о свободе.

Жужжание усилилось. Сквозь трещину в потолке промелькнула тень – она кружила и вдруг застыла. Пауза. Раз… два… три…

БАХ!

Крыша содрогнулась, пол завибрировал под ногами. Снаряд рванул совсем рядом, и часть потолка обрушилась. Вспышка ослепила их ярким рывком. Комарий вскочил и начал метаться, гремя цепями.

– Ты с ума сошёл?! – крикнул на него Мариан. – Прижмись к камням! Если они сбросили на удачу – пусть думают, что попали и нам крышка.

Паника взяла верх, и Комарий, цепляясь за остатки самообладания, метался по хижине, насколько позволяла длина цепи. Сверху посыпались выстрелы.