Теневия. Зов мрачной судьбы Алья Лаваль

Я не знаю, когда это закончится. Когда мне придется вернуться обратно. Голова идет кругом. Страшно выходить из дома и страшно оставаться одной. Страшно смотреть в зеркало и страшно оборачиваться.

Страшно, что он вернется за мной.

Недавно мне показалось, что я столкнулась с ним. Не знаю, было ли это явью или плодом моего истощенного разума. Утренний туман повис в воздухе, и вялые люди медленным потоком текли мимо, заставляя двигаться вперед. Внезапно в десятке метров блеснул редкий солнечный луч, привлекая мой взор и, коротко сверкнув, запутался в локонах светлых волос. Сердце дрогнуло. Знакомый силуэт замер, словно ощутив внимание. Луч исчез, растворившись в тусклой тени. Круто обернувшись, я изо всех сил бросилась обратно, ненароком нарушая устоявшееся движение.

Когда я осмелилась оглянуться, его уже не было. Глупо. Пусть я играю в воображаемые кошки-мышки, он наверняка знает, где меня искать. Не удивлюсь, если это была его идея – забросить меня сюда.

Каждую ночь тупая ноющая боль усиливается и накатывает волнами. Она тяжело осела где-то в груди и пустила корни в легкие. Тяжело даже дышать. Уткнувшись в собственные ладони, я пытаюсь вздохнуть, но вырываются лишь слабые хрипы. В голове один неясный шум, который никак не может прекратиться. Таблетки притупляют эмоции, но напряжение остается. Не получается забыться и во сне.

Я знаю, что это. Весть о смерти.

Совсем скоро кто-то должен умереть.

«Кто являлся первой примадонной Императорского театра? Варианты ответов…

– Валери Ковач

– Эвр Орзос

– Эстель Грановски…»

Тяжело вздохнув, я аккуратно закусила и без того саднящую губу, подперев ладонью голову – отвратительная привычка, от которой я не могла избавиться. Другая рука, держащая остро заточенное перо, на мгновение зависла в воздухе между именами «Валери Ковач» и «Эвр Орзос». Эстель Грановски точно была известна как один из выдающихся ректоров первого Художественного Лицея, который позже был преобразован в нашу Академию тонких искусств имени императрицы Ванессы Искусницы, которая и являлась основательницей заведения около четырехсот лет назад. Между прочим, поступить в нее было тяжело даже высшим слоям аристократии – принимали лишь действительно талантливую молодежь. А вот другие две личности… Они точно были связаны с оперным пением, но кто из них был первой примадонной, а кто курировал первую труппу, я не помнила.

Откинувшись на спинку стула, я уставилась на тест. Никогда не любила историю театра. Лекции были скучными до невозможности, а зачеты и проверочные трудновыполнимыми. Я до сих пор не могла понять, зачем будущим певцам, артистам и актерам знать руководящий состав каждого поколения главного театра или до мелочей зубрить все свободные формы танца. Но никогда не жаловалась: мне действительно нравилась эта студенческая жизнь, движение, хоть и было очень сложно. Сколько раз я давила в себе слезы, уча новые и новые билеты по развитию зарубежной музыки, тщетно пытаясь запомнить всех исполнителей и особенности их игры. Однако, отличные оценки и весомый результат стоили того.

Как же я гордилась тем, что действительно смогла стать одним из студентов академии благодаря только своим навыкам.

Пение всегда занимало особое место в моей жизни. Оно позволяло мне забыться, оказаться в своей стихии, которая наполняла душу гармонией по мере того, как я растягивала слова. Мама всегда была против подобного занятия. Она как высококвалифицированный инженер пользовалась спросом среди государственных предприятий Теневии, разрабатывающих крупные объекты машиностроения и металлургии, а потому надеялась, что я пойду по ее стопам.

С детства я привыкла быть самостоятельной. Мы часто переезжали в связи с ее работой, останавливаясь в самых разных уголках. Обычно меня сразу зачисляли в местную школу, и в то время, как я исправно посещала заведение, мама пропадала на очередных испытаниях новых образцов или выявляла неполадки, которые приводили к неисправностям в процессе производства. Возвращалась она всегда поздно, говорила редко. Мы никогда не были близки. Она лишь подкидывала мне новые и новые задания по высшей математике, в которой я разбиралась очень плохо, дополнительные тренировочные тесты, элементарные упражнения по чертежам, но никакого успеха я не добивалась. Я не была склонна к таким наукам, да и никакого желания заниматься ими в себе найти не могла. Однако, какие-никакие основы с трудом, но были заложены во мне.

Гораздо больше мне нравилось петь. Люди были очарованы моим голосом. Нередко меня просили выступать на школьных концертах, но я отказывалась. В памяти все еще был свеж случай, когда мама, узнав о моем выступлении с простенькой песней, устроила настоящий скандал и выдернула меня прямо перед номером. Мне было десять. Я до сих пор помню, как глотала злые слезы обиды по пути домой, пока мама взволновано объясняла, почему подобные занятия являются недостойными и как лучше потратить время на подготовку к проверочной по черчению.

Наверное, ее можно понять. Перспективная Алисия де Шильо действительно испугалась не только за меня, но и за свою репутацию. Она еще помнила гонение на сирен. Император Ульрих, правящий и сегодня, объявил массовое истребление людей с чудесной способностью завораживать голосом. Говорят, была настоящая резня. Мужчины, женщины, дети – никто не устоял под натиском отрядов, ищущих причастных к государственному перевороту, который собирались устроить. Тринадцать лет назад действующее формирование сирен императорской армии взбунтовалось против приказов высшего командования в течение войны с государством Астрорион. Это рассчитали государственной изменой. Из-за отказа подчиняться и участвовать в битве при Хрустальных холмах погибло много мирных жителей, которые оказались бессильны против вражеских сил. Выживших было мало. Астрорийцы разграбили город, сожгли то, что можно сжечь, уничтожили то, что можно было уничтожить. С тех пор то место стали звать Кровавыми холмами. Никто не знал истинных мотивов сирен, но в ходе официального расследования было выяснено, что они готовили государственный переворот и убийство императора. Народ не мог простить такое. Сирены были практически истреблены как вид. Конечно, проходили судебные разбирательства, которые решали исход каждого обвиняемого, однако свирепые люди были полны жажды мести. По этой причине часть сирен просто не добрались до суда живыми, а оставшиеся получили смертный приговор и были расстреляны. До сих пор среди учеников нашего учебного заведения можно обнаружить отстраненных, напряженных молодых людей в темной одежде, тщательно наблюдающих за обстановкой среди студентов – люди Главного Инспектора Дрейвена Тенемира, следящие за всеми, кто хотя бы отдаленно занимается пением. Специальное отделение, созданное для этой цели. Более того, большинство вокальных кружков и клубов было закрыто по различным «официальным» причинам, например, неуплата налогов или нарушения в деятельности организации. Неудивительно, что мама скептически относилась к моему желанию развивать свой голос.

Если честно, сами события, происходящие тогда, малопонятны. Время до моего шестилетия совсем размытое для меня. Чистый лист. По словам врачей, такая реакция подсознания совсем не редкость для детей, переживших тяжелое эмоциональное потрясение. Я совсем не помню восстание в Кровавых холмах, как и своей жизни до того момента, как открыла глаза в белой палате, в которой остро пахло спиртом. Это было медицинское крыло больницы, куда меня доставили после пожара, произошедшего в моем старом доме. Настоящем доме.

Я знала, что мама не родная мне. В тот день я встретила ее впервые, вернее, это первые воспоминания о ней, что хранятся в моей голове. Мои родители были простыми людьми, которым не посчастливилось жить на границе с Астрорионом. Они одни из тех, кто погиб в результате восстания. Никто даже не мог сказать мне их имен. Я оказалась в числе тех выживших, что смогли перенести те страшные дни бомбардировок нашей деревни, Шейденвен. Народ бежал в соседние земли, город Гломхавен, не разбирая дороги. Говорят, что четверть погибших в те дни скончались во всеобщей суматохе и давке. Там меня и подобрали, бессознательную, со спаленными локонами темных волос, а позже доставили в больницу.

Мама была одной из тех, кто занимался восстановлением железнодорожных путей, связывающих Холмы и столицу Теневии – Ноксхавен. Она тоже была там со своей семьей, которая не выжила. Она никогда не рассказывала мне о мертвом муже и дочери, Сесилии. Наверное, поэтому Алисия взяла меня к себе: измученная, она желала заполнить в душе ту пустоту, которая осталась в ее душе после гибели родных. Насколько мне известно, Сесилия была младше меня, но насколько, не знаю. Точно сказать невозможно: я не помнила ни своего возраста, ни имени. Врачи сказали, что мне около шести, а мама назвала меня Юдит. «Воскрешающая огонь» в переводе с древнего теневийского языка.

Так мы и жили до моего семнадцатилетия. Незадолго до того, как я поступила в выпускной класс, маме предложили взяться за разработку крупного дирижабля нового типа. Что-то связанное с необходимостью поставки тяжелых грузов на дальние расстояния. Так мы и оказались в столице Теневии – Ноксхавене. Наверное, это стало моим спасением. У меня впервые появилась подруга, с которой не пришлось бы прощаться через полгода. Но настоящим подарком судьбы оказалась квартира, выданная государством рядом с главной площадью имени богини Тихии. Она была небольшой, с хорошим ремонтом и огромными окнами до пола в гостиной. Только стены оказались невероятно тонкими. А потому я могла слышать то оживление, которое происходило рядом.