Зашуршали листья под отдаляющимися шагами, и Курт Штернберг заспешил во след Ласнеру, туда, где приглушенно урчал мотором «хорьх» из гаража гестаповского управления.

Машина тронулась тотчас, лишь шофер убедился, что бригаденфюрер удобно устроился на своем сидении.

– Маршрут прежний, до аэродрома? – не отрывая взгляда от набегающего шоссе, спросил он, когда впереди снова открылось бетонное полотно главной дороги рейха.

Генерал уточнять не стал, заявил только о главном условии:

– И побыстрее! Нужно спешить.

Еще трижды миновали они контрольно-пропускные пункты, пока не оказались в начале взлетной полосы, где уже ревел прогреваемыми моторами транспортник.

– Давай, мой мальчик, – напоследок советник Ласнер пожал Курту руку, когда тот, оставив в чреве самолета чемодан, высунулся из распахнутого проема боковой двери.

Моторы заревели сильнее и советник, прижимая к голове генеральскую фуражку с высокой эсэсовской тульей, пошел прочь от самолета.

В темноту – к ожидавшей его машине.

Взметнув струей от винтов вихрь брызг со своих широких плоскостей, «Юнкерс» сначала медленно, а затем все быстрее и быстрее побежал по взлетной полосе, и только там тяжело груженая машина смогла оторваться от земли.

После чего по пологой траектории ушла под низко висящие облака ночного неба.

– В Берлин! – отрывисто бросил шоферу Ласнер, когда стих гул взлетевшего самолета, и пора было отравляться назад.

На рассвете «хорьх» уже подъезжал к столичному пригороду, а еще через час на покореженную машину наткнулся патруль полевой жандармерии.

– Я же говорил, что могут быть диверсанты и нужно соблюдать осторожность, – присвистнул фельдфебель, увидев, знакомый ему по предыдущей ночной встрече, лимузин.

Только теперь уже не роскошеый как прежде, а в шмотья развороченный взрывом.

– Но, не сойти мне с этого места, но тогда пассажиров было двое!

Сочувствующим взглядом он проводил к санитарной машине носилки с извлеченными трупами водителя и гестаповского генерала. После чего принялся за составление акта о происшествии.

Тем более, что навык был – каждую ночь в Берлине рвались не только авиабомбы, но и мины диверсионных вражеских групп.

– И гораздо чаще, чем ближе накатывал к столице третьего рейха фронт, бывший уже на подступах к Варшаве.

Тем временем, набрав высоту, самолет словно нырнул в чернильницу.

Густая, будто осязаемая темнота в грузовом салоне не располагала к общению. И редкие пассажиры, разместившиеся на ящиках, и мешках со срочным грузом для передовой, молча сносили неудобства.

– Ведь, наверное лучше сидеть в этом мраке, чем попасть на прицел русских «ночных охотников», – по достоинству оценил преимущества светомаскировки Курт Штернберг.

Было и еще одно обстоятельство, мирившее молодого гестаповца с неудобствами полета. Меньше всего ему хотелось афишировать этот визит в осажденную столицу протектората.

– И чем уже круг людей, которые могут запомнить его физиономию, тем лучше.

Хотя знал:

– Экипаж, и пассажиры «Юнкерса», выбранного для своего порученца советником Ласнером, не входили в число любопытных, чей удел, как известно, согласно той фрау из детской присказки – «оставить свой нос на базаре».

– Как там ее звали? Ах, да – Варвара! – усмехнулся неожиданной мысли Курт.

…Россия была его первой Родиной.

До того, правда, как революция вымела оттуда их семью – старинный обрусевший род – наполовину немецкий, наполовину венгро-гуннский. В чьих жилах текла кровь рыцарей крестоносцев и корсаров Балтийского моря.

Жили богато.

Но гражданская война заставила паковать чемоданы и отправляться в Фатерлянд. Причем, не столь ради поиска исторических корней, сколько в надежде, обрести надежное убежище от выпавших передряг.