– Проезд закрыт. Предъявите документы, – коренастый фельдфебель с подковообразной бляхой полевой жандармерии на груди, промокшей под моросящим дождем шинели, наводит на пассажиров остановленного автомобиля луч карманного фонаря.

После чего, разглядев пассажиров, просит прощения:

– Извините, мой генерал, но таков порядок.

Зато, сверив протянутый документ с личностью советника Ласнера, жандарм уже не столь пристально изучает и путевой лист водителя, и удостоверение второго пассажира «хорьха» – оберштурмфюрера Курта Штернберга:

– Можете ехать. Но все же должен предупредить об опасности, – в лесах рыщут банды русских парашютистов.

– Да, январь сорок пятого не лето сорок первого, действительно придётся поберечься, – щелкнул тугой кнопкой на кабуре пистолета Ласнер, когда, чернеющие провалами окон, руины центра города остались позади и лимузин выкатил на главную, имперскую дорогу.

Наростающий гул очередной армады ночных бомбардировщиков застает их уже проезжающими через старинный дубовый парк.

– Останови, Гюнтер, – советник положил руку, обтянутую черной лайковой перчаткой, на плетеный офицерский погон водителя. – Чем черт не шутит. Сверкнет попутная или встречная машина подфарником и эти там, наверху, решат бросить пару заокеанских «гостинцев» на дорогу.

Он не стал даже дожидаться возражений водителя и попутчика:

– Подождем, пока назад не пойдут.

Как раз к концу фразы впереди открылся поворот в самую чащу по-зимнему костлявых деревьев.

Там и остановились, про ехав от шоссе по проселку еще с десяток метров.

Щелкнув дверцей, советник вышел из теплой кабины под моросящие струи нескончаемого дождя.

– Не желаете освежиться, оберштурмфюрер, – приветливая фраза даже сейчас, в полуночной мгле, заставила улыбнуться немудреной шутке и водителя, и пассажира.

– Теперь – дело! – внезапно остановившись, советник безошибочно и с силой, совсем не стариковской, взял под руку своего более молодого спутника. – Надеюсь, сейчас-то уж вы знаете, что каждая минута промедления смерти подобна! Не повторите прошлой ошибки?

Этому заявлению имелись веские основания.

Действительно, еще неделя-другая и там, куда должен был сегодня отправиться Курт Штернберг, ему уже делать будет нечего.

– Разве что в плен сдаться.

Именно сейчас был последний и единственный шанс успеть. На аэродроме, куда они и направлялись, их уже ждал транспортный самолет.

Советник не. очень-то упрекал своего молодого спутника. Ведь ошибся Курт не по собственной вине. Слишком поздно наткнулся в семейном архиве на письмо своего дальнего родственника.

Именно знакомство с содержанием послания на желтой, выцветшей от времени бумаге и выгнало сейчас под бомбы и дождь его вместе с непосредственным шефом по гестапо – советником в чине бригаденфюрера СС Отто Ласнером.

– Документы готовы и вам остается только одно – вытряхнуть из этого полячишки все, что он знает!

В голосе, умудренного жизненным опытом старого разведчика Ласнера, ясно чувствовались жесткие нотки человека, привыкшего к безоговорочному повиновению.

– Ну а я все же хочу напомнить еще лишь об одном.

Он глубокомысленно сделал паузу.

– О том, что кроме нас с вами никто не должен знать истинного повода полета в Варшаву. Официально вы – эксперт по эвакуации архивов.

– Так точно, мой генерал!

– Оставьте эти солдафонские штучки, зовите просто – советник, – снова стал старчески дребезжащим тон Ласнера. – Не сорок первый год все же. Скоро всем один исход. И то, сумеем ли мы изменить его в нашу с вами пользу, находится в. собственных руках. С таким богатством любая страна примет как родных.