С Законом Божьим вышло ещë проще. Эскадронный священник на последних занятиях выяснил, что из библии и молитв более всего знают выпускники. После чего объявил, что круг задаваемых им вопросов в присутствии экзаменационной комиссии, будет ограничен только тем, что известно большинству. При чëм батюшка предупредил, что если он при ответе экзаменуемого будет держать руку на своëм нагрудном кресте, то, стало быть, ответ в целом верен. А если руку уберёт, то значит юнкер сбивается на околесицу и нужно поправить ответ.
После того как последний экзамен был сдан и юнкерам было объявлено о скором выходе на последние лагерные сборы, было решено по сложившейся традиции устроить торжественные «похороны науки, юношей питавшей». С этой целью в казарме, после команды «отбой» начались приготовления. Опасаться посещения дежурного офицера не приходилось, так как накануне он дал негласное одобрение – на вопрос «Будет ли дозволено?», молча с улыбкой удалился. Возможно, вспомнив как сам по молодости участвовал в подобном.
После чего началась лихорадочная подготовка. Группа, назначенная в «могильщики», выбирала «гроб». Предлагаемые варианты: снять с петель дверь в казарму или использовать одну из кроватей, были отвергнуты из-за своей неправдоподобной громоздкости. Сошлись на тумбочке с поста дневального – по форме подходяще и удобной для «покойника», учитывая его невеликие размеры. В качестве «покойника» выступали связки конспектов. «Могильщики» подошли к делу «обряжения покойного» со всей серьёзностью: связки конспектов укладывались в «гроб» и обматывались наволочками и простынями таким образом, чтобы напоминать некую мумию в саване, правда довольно прямоугольных размеров.
«Духовенство» изобретало для себя из одеял и опять-таки простыней «ризы», а из котелков кадила. В качестве дымящегося ладана было решено использовать дым тлеющего табака.
Эскадронный вахмистр предупредил, что за порчу одеял или иного постельного белья будет отрывать головы виновным, поэтому обходились без ножниц: отверстия для головы и рук делались, стараясь сворачивать соответствующим образом исходный материал и закрепляя булавками, на худой конец примётывали стежками, чтобы потом можно было легко распороть и вернуть всё как было.
Когда приготовления были закончены, по училищным казематам двинулась процессия: впереди «духовенство», нещадно дымящая табачными кадилами и сипло возглашающее поминание «усопшему». Следом, церемониальным маршем, старательно печатая шаг (как ни как науки то воинские) двигались «могильщики» с «гробом». Замыкали шествие все остальные юнкера выпускники, в роли «безутешных родственников».
После того как процессия побывала почти во всех помещениях училища, отметившись и в спальне первогодок, наконец появился дежурный офицер и изображая недоумённое возмущение рявкнул: «Эттто штто такое, отставить! Марш по кроватям!»
Процессия, топоча и хохоча унеслась в спальню, разбирать наряды и приводить в порядок тумбочку-«гроб», закончив веселое обсуждение «похорон» далеко за полночь.
Утром подъём и построение были в обычное время, никаких последствий вечерне – ночное происшествие не имело и даже не упоминалось командованием училища. Лишь по нескрываемым улыбкам преподавателей было ясно, что всем всё известно.
После возвращения в июне из вторых и последних учебных лагерей, в училище состоялось распределение вакансий будущих мест службы в зависимости от проявленных в учёбе и лагерных сборов успехов. Для большинства юнкеров это распределение вызывало полную растерянность, а то и уныние.
На единственную вакансию в гвардейскую кавалерию претендовали трое наиболее преуспевших юнкеров и долгое время считавших друг друга соперниками. Но как оказалось не соперничества им надо было бояться. Когда они официально заявили о своём желании, им негласно было объявлено, что любого из них просто не утвердит вышестоящее командование: в юнкерские училища, в отличие от военных принимались юноши не только из дворян, но и из казаков или мещан. Для того же чтобы утвердили на вакансию в гвардию, требовалось не просто дворянство, а дворянство потомственное. Для этих трёх претендентов, не принадлежавших к числу привилегированных подобное открытие стало буквально землетрясением, разрушившим их надежды. Училищные командиры постарались сгладить у них горечь от обиды тем, что подсказали наиболее подходящие назначения по списку, но это было слабым утешением по сравнению с понесённым унижением.