«Табуретная» кавалерия – 1. Зарисовки из жизни Российской империи Виталий Прудцких

Семейство Яковлевых слыло среди соседей помещиков за честных и несомненно умных, но и в то же время глупых людей. Это кажущееся на первый взгляд несоответствие между наличием ума у всех в роду Яковлевых и их глупостью объяснялось соседями очень просто: «Не умеют они жить как должно».

Умение жить в понимании соседей помещиков определялось кратко: «Не зевай, а то упустишь каравай». Соответственно все и старались не упустить «своё»: удачную женитьбу на невесте с приданным или карьеру на «тёплых» местах, а лучше и то и другое вместе. Поэтому редко кто из соседей Яковлевых, в молодости избравших военную или штатскую службу, уходили в отставку в чинах ниже майора или коллежского асессора, а так же при жёнушке и её капитальце, солидно дополненном своими накоплениями за время долгой беспорочной службы.

Мужчины же из Яковлевского рода, имея явные задатки к любой службе, не извлекали из неё никаких дополнительных выгод, даже тогда, когда выгоды, казалось, сыпались сами в руки, только ладони горстями подставляй.

С женитьбой у них тоже постоянно случались странности: не брали Яковлевы в жёны соседских невест, даже с хорошим приданным, а всё откуда-то привозили. Тут надо сказать, привозили конечно красивых, ни чего тут не попишешь, но уж с гонором: кроме мил-друга муженька никто такой был не интересен, даже в полковничьих эполетах. Хотя чего бы такой ерепениться, коли ей не последние люди в уезде, а то и губернии внимание оказывают? У такой ведь кроме мордашки и фигурки, за душой приданного полушка.

Опять же до того, как пару лет назад случилась эта «невольная воля», после которой все как с ума посходили, Яковлевы со своими крестьянами общались тоже странно. Нет, тех нигилистических бредней, как-то крестьянских детей грамоте учить или ещё чего хуже – больницу построить, этого не замечалось. Тут уж в нигилизме Яковлевых было точно не упрекнуть. Но при вечной ограниченности в средствах, нет чтобы оброк или барщину этим лентяям крестьянам поднять, они иному какому ещё и отсрочку давали, да ещё и без процента. А сами-то по закладной на имение в Дворянском банке проценты выплатить не всегда могли. Ну как таких за умных держать?

Но, с другой стороны, почему-то у них в имении никогда поджогов не случалось или там чтобы хозяйской скотине вилами живот пропороли, тоже никто не слыхал. Чем местные капитан – исправники были всегда недовольны. У иных помещиков, у которых периодически появляется потребность в действиях полицейского рода, исправнику и выпить, и закусить поднесут. В кармане помогут чем-нибудь зашуршать. А вот к Яковлевым и повода заехать не сыщешь.

Но всё едино, при таких неоспоримых качествах, именьице у Яковлевых было так себе. Взять, к примеру хотя бы сад при доме – это сплошной хаос из акаций, сирени, стареньких беседок и ветхих скамеек. А ведь можно же было нанять знающего и умелого садовника, чтобы кусты художественно подстриг, дорожки с розовым гравием наметил. Не так уж это дорого обойдётся – полгода службы, не упуская своего и всё тебе будет! Будет тебе из садика приличествующий дворянской усадьбе парк! Ан нет, ничего умнее грядок клубники и малины со смородиной вдоль забора не придумали. Прямо домострой какой-то допетровский, а не дворянская усадьба.

О помещичьем доме и говорить нечего. Архитектура у него годами сохранялась совершенно непонятная: не то на какой-то древний недострой нахлобучили крышу от чего-то задуманного, но нереализованного, не то под задуманной крышей дом когда-то частями перестраивали. Кто и когда, да и зачем никто и упомнить не мог. Несуразица внешнего вида какая-то, одним словом.

Комнаты в доме тоже были примечательными – широкими, но с низкими потолками. С красно-коричневыми полами, как в присутственных местах, с мебелью, сделанной по древним канонам бог знает когда и потому лишённой современного удобства и изящества. К примеру, в столовой стояли стулья, крашенные белой краской, с высокими спинками и по ним разрисованы некие лютики-букетики. Среди них – круглый стол с тоненькими ножками, никак не соотносящийся с массивностью стульев, но хоть цветом тот же. В углу возвышались стенные часы с гирями, которые по размеру и внешнему виду сошли бы за башню тевтонского замка, а маятник за секиру грозного стражника в воротах, постоянного ею махающего.

В рабочем кабинете первое что бросалось в глаза, так это книжные шкафы, сплошь закрывающие три стены кабинета и набитые книгами: тут тебе и Спенсер с социальной статистикой и синтетической (слово-то прости Господи какое!) философией; недавно почивший, вечный российский враг Бокль со своей историей Англии; Адам Смит со своими нравоучениями о природе капитала (что-то его мудрствования Яковлевым не очень в приобретении капитала помогали). А уж от авторов древних с их Афинами, Римом и деваться было некуда! Хорошо хоть цензурой данные книги были одобрены.

Такое чтение не могло не вызывать уважения к хозяину кабинета, ясно же что книги пишут люди неглупые, а тот, кто их прочесть может, да ещё в таком количестве и сам человек неглупый, но вот как подумаешь, что это вот для практической жизни достойной дворянина российского пользы не имеет, так и заскучаешь. Само в голову лезет: «Ты бы мил друг чем деньги свои немногие на мудрость людскую переводить, лучше бы интерьер домашний в приличествующий вид привёл».

Однако были там по мнению соседей вещи, несомненно, достойные: журналы «Москвитянин», новомодный «Сын отечества», потрёпанные номера «Современника» и «Вестника Европы». И не беда, что той Европы о которой писал Карамзин уже и в помине нет, но чтение явно любопытнейшее и назидательное. Да и из книг тоже находились вещицы интересные Загоскина, Гоголя, Одоевского.

Таким образом что-то в быте семейства Яковлевых соседями порицалось за глаза, а что-то одобрялось, как приличествующее дворянскому сословию. Например, несомненное одобрение заслуживала страсть к охоте. Хотя если честно говорить, то у Яковлевых это страстью назвать было сложно, так страстишка: ни тебе большой своры породистых собак, ни тебе солидно обставляемых охотничьих выездов с егерями, загонщиками и погребцом со всем эдаким, чтобы приличествовало выпить и закусить. Не имея ни чего такого мужчины из семейства Яковлевых предпочитали бродить по лесочкам в одиночку с парой беспородных собачек без совершенной приличествующей русскому помещику солидности, будто какой земский докторишка или учителишка.

Но, как бы то ни было, Яковлевы охотой занимались из поколения в поколение. При этом отцы зачастую обучали сыновей не только умению стрелять или не пропасть в незнакомом месте, но и чему-то такому, чему и сами бы не смогли найти название, но интуитивно чувствовали, что знать подобное ребенку будет не лишним, пригодится в его будущей даст Бог долгой жизни.

Для такого вот необычного обучения и вëз Платон Яковлев в то раннее летнее утро 1863 года своего семилетнего сына Андрюшу к затерянному в лесу озеру. Золотисто-розовые лучи подымающегося солнца пробивались среди крон деревьев, отбрасывая удлинённые тени от стволов на росистую траву. Где-то в вышине среди листвы перепархивали, щебеча птицы, сообщая друг другу о начале нового дня и о тех, кто двигался внизу по лесу.

Хотя Андрюша уже сам умел держаться в седле, отец не решился в этот раз доверить ему самостоятельно ехать на лошади: мальчика подняли рано, и он явно еще хотел спать, а потому мог просто не удержаться в седле, уснув в дороге. Поэтому Яковлев-старший усадил сына с собой и всю дорогу прижимая дремлющего ребёнка к себе, правил вдоль русла небольшого ручейка, впадающего в озеро. Ехали долго и неторопливо по чавкающему под копытами осклизлому берегу, в сопровождении двух собак, постоянно мечущихся по сторонам.

Наконец узкая долинка ручья постепенно начала расширяться и впереди за стволами деревьев мелькнуло серебро озерка: по берегу заросли тростника, а впереди саженей за двести на островной песчаной отмели была видна стая дремлющих диких гусей. Дремали спокойно, завернув головы под крылья, в глубокой уверенности, что в безопасности: отмель по середине озера, все вокруг просматривается, да и по краям отдыхающей стаи сторожевые гуси не дремлют.

Старший Яковлев остановился в камышах, не показываясь на виду гусям. Будя, потормошил сына, затем слез с лошади и снял следом Андрейку. Немного подождали, пока мальчик окончательно проснётся и начнёт проявлять интерес к окружающему. Собаки тем временем не таясь бегали по округе, встревожив своим шумом дальнюю стаю. Там перестали дремать, но и особого беспокойства тоже не выказывали в уверенности, что собаки далеко, не доберутся не замеченными.

Тем временем отец начал пояснять сыну происходящее:

– Вот посмотри, как гуси там сытно и уверенно устроились. Не доплыть к ним, не дойти. Отсюда издалека стрелять – можно промахнуться, а от выстрела вся стая снимется и улетит. Вот теперь скажи мне: можно их достать или нет? И не одного, а несколько? Стоило разве в такую даль за одним тащиться?