Так протекали шесть лет обучения, в которых у многих оценки в табеле не соответствовали полученным знаниям, а сами знаний ученика-реалиста уездной гимназии больше зависели от его желания учиться, чем от достоинств наставников. А потому в конце апреля 1870 года, гимназисты, державшие испытание за все шесть лет обучения, немало удивили комиссию из губернского комитета народного просвещения: многие из тех, кто по гимназическим представлениям числились в «хорошистах» оказались с оценками «посредственно», и наоборот. В числе последних оказался и Андрей Яковлев, получивший аттестат преимущественно с оценками выше тех, что ему выставлялись гимназическими учителями большую часть времени обучения.

На семейном совете решено было по данному поводу устроить небольшой праздник, а кроме того, приняли окончательное решение, о том, что младший Яковлев ни в какой седьмой класс для продолжения учёбы не пойдёт и постигать тайны коммерции или премудрости технические не будет, а продолжит обучение в Тверском юнкерском кавалерийском училище, выбранном опять-таки из соображений наибольшей близости к родным местам.

Как показала жизнь выбор этот оказался своевременным: на следующий год реальные гимназии были низведены до уровня училищ и с аттестатами об их окончания можно было думать только о карьере приказчика в лавке или техника в промышленной артели, но к тому времени новоявленный юнкер Яковлев отбыл к началу занятий в кавалерийском училище без всякого сожаления о гимназии, более того в ожидании чего-то нового, интересного.

Нового было с избытком, начиная с того, что само Тверское училище было новым – оно было открыто за четыре года до поступления в него Андрея. Все обучающиеся, а их было сто двадцать, на военный манер составляли эскадрон. Соответственно Андрей оказался в полуэскадроне первогодков. Далее новым для бывшего реалиста Яковлева оказалось и то, что общеобразовательные дисциплины можно преподавать не абы как, а с толком. Соответственно и спрос был серьёзный. Но вчерашние гимназисты, а сегодняшние юнкера и здесь умудрялись хитрить: заготавливали шпаргалки или отвечали друг за друга, пользуясь тем, что мало кто из преподавателей был способен сразу запомнить все шестьдесят лиц юнкеров младшего полуэскадрона, одинаково подстриженных и одинаково одетых.

Для юнкеров из семей невоенных в новинку были шашечные или ружейные приёмы, вольтижировка на лошадях, хотя в седле умели держаться многие. Совершенно ошарашивающим было обучение работе в кузнице. Хотя вновь поступившие и были из разных сословий, но детей ремесленников среди них не встречалось, а потому никто не был готов к подобному.

Так же как оказалось, что все были не готовы к длительной оторванности от родных и жизни в общей казарме. Нет, разумеется, они все это предполагали и первоначально оказаться без родительского догляда, в новой среде было интересно каждому. Однако уже со второго месяца один за другим юнкера первогодки становились тоскливыми и норовили найти укромное место, чтобы побыть в одиночестве и привести в порядок мысли и чувства. Некоторые, чтобы успокоиться, сбегали после отбоя в самоволку с тем только чтобы побродить где-нибудь в малолюдном месте, чаще всего у реки, берега которой поросли ивами и ольхой, а верхушки были унизаны птичьими гнёздами.

Кому-то это удавалось без последствий, кому-то не везло, и они попадали в «лишки», то есть лишались увольнения в город в свободное время или получали внеочередное назначение в дневальные. Не миновал сего и новоиспечённый юнкер Яковлев. Но постепенно большинство младших юнкеров как-то пообвыклись и по окончании первого года обучения, сдачи экзаменов и месяца лагерных сборов на Ходынском поле Москвы, были отправлены по домам в отпуска.