Разумеется, Яковлевы могли как потомственные дворяне устроить Андрея и в престижную классическую гимназию, но таковой в уездном городе не было, так сказать не полагалось по статусу, а переезжать в губернскую столицу было бы обременительно для семьи, стеснённых в средствах и отрывающихся от поместья.

Отправлять же Андрюшу на пансионное обучение при его малых летах и мать, и отец сочли жестокосердным: с семьёй ребёнку всегда легче принять трудности нового.

Как выяснилось трудностей хватало. Губернские власти, как уже упоминалось, относились к реальным гимназиям как к второсортным, соответственно и направляли туда подобных учителей. На место математика был определён человек желчный в прямом смысле, так как мучился от застоя желчи и камней в желчном пузыре. А потому уроки чаще всего либо не проводились из-за очередного приступа у преподавателя, либо заключались в указании разобрать новую тему самим, с тем чтобы на следующем уроке высказать ученикам, что они все «ослы, не разумеющие простых вещей». Попытки родителей обратиться к начальству, чтобы сменить учителя не давали успеха: разъяснялось что иного из губернии не пришлют, за неимением желающих на вакансию. Кроме того, говорилось, что математику осталось не так уж много лет до выхода в отставку и было бы не по-христиански увольнять его без выслуги и пенсиона. Таким образом реалисты обучались математике кто как мог и у кого мог, а именно: у более сообразительных товарищей или своих родителей. Андрюша Яковлев спасался тем, что, не сумев разобраться в чëм-то, шёл к отцу, а тот зная положение дел вспоминал, то, чему его самого учили.

Преподавание немецкого языка проводилось так же экстравагантным способом – учитель был из чистокровных немцев, но практически не говорящим по-русски, а потому обучение состояло из долгих зачитываний отрывков из Гейне, Гëте и Шиллера, с последующим заучиванием: «Ви думпкопф и должен наполница гросс литература». Такой метод обучения имел два последствия. Первое – часть реалистов возненавидев немецких классиков, стали использовать их имена как зашифрованные ругательства. Согласитесь проорать в коридоре однокласснику что он «совершеннейший Шиллер!» безопаснее, чем назвать его иным привычным русскому уху словом и быть услышанным классным инспектором или учителями, а значить и быть наказанным.

Второе последствие было даже в некоторой степени полезным в изучении немецкого языка: появился своего рода тотализатор – пока преподаватель бубнил очередной отрывок без всякого объяснения, участники «тотализатора» строчили на листах кто что и как понял, с тем чтобы после урока объединиться и похохотать над сами собой и своими переводами, а заодно распределить выигрыши среди тех, чей перевод хоть от части соответствовал оригиналу. Ставками обычно были обеды из дома, иногда что-то ценное в детской среде, очень редко деньги, ввиду их отсутствия у учеников. Однако вскоре эта игра угасла, так как выявилось несколько лидеров, всегда выигрывающих, а потому смысл игры потерялся.

Преподавание древних языков так же приобрело своеобразный оттенок: учитель после первых же месяцев учёбы начал высказывать каждому ученику с глазу на глаз, что тот де не успевает по предмету (что часто соответствовало действительности), и потому ему надобно брать частные уроки у учителя за 15 рублей в месяц, что будет гарантировать ученику достойный балл за год. Мало кто соглашался, просто по причине ограниченности средств в семье. Да и просить денег на взятку за оценку по древнегреческому языку или латыни, житейская необходимость в которых была сомнительной, мог только «совершеннейший Шиллер». Андрей Яковлев по примеру большинства, отказался от подобного предложения, заявив, что ему будет достаточно оценки «посредственно».