Опять же как посмотреть, так было нужно для создания и укрепления государственности, иначе литовцы стали бы рабами у тевтонских господ, хотя они и так уже ими были. Теперь вот новое испытание. Союзники нужны, хоть бы и против тех же тевтонцев, потому как орден, – это сила, и сила мощная. Но как бы ошибки не совершить при выборе союзника? Полоцкие князья слабы, а в Новгороде грызня идёт между западниками «молодшими» и «лутчими», приверженцами князя Александра, который взял себе в союзники Орду. Теперь вот Александр его, Миндовга, в союзники сватает. А как узнать, – кто этот посланник? Может он от «молодших», а прикидывается воеводой князя Александра. Времена наступили такие, что не знаешь на кого положиться, с какого боку удара ждать. Никому довериться нельзя. Все масляно улыбаются, а сами нож за пазухой держат. Думать надо, взвешивать….

– А не боится твой князь, – медленно заговорил Миндовг, – удара в спину от латгаллов, чухонцев и датчан со шведами, когда его полки увязнут в ратоборстве с тевтонами?

– Нет, не боится, король! – быстро ответил посланник.

– Хм, сам-то, – прощупывал король, – яко относишься к немцам?

– У рыцарей, – осторожно заметил Родий, – много наёмников, кнехтов, аще сбежались под крыло крестоносцев со всех земель франкских. Им, жаждущим денег и чужова добра, лишь бы пограбить неважно кого, а папа Иннокентий толкает энтих татей на наши земли, якобы, мы есмь еретики, Христа, видишь ли, не тако славим, вразумлять нас надобно. А народ наш испокон веку приобык к жертвенности и идёт на любые лишенья, но родные земли свои, веру Православну, византийску, не отдаст на поруганье никому.

– Раскололся ваш народ надвое, посол, яко чурка берёзовая! – возразил король. – Многие ваши люди на ордынцев обижены за грабежи их, и тевтонцы им любы. У меня ведь уши, Родион, и в Твери, и во Владимире, и в Нове-граде имеются.

– Ордынцы нашу, византийску веру, не притесняют, король, – поспешил заверить литовца Родий, – а тевтонцы силой оружья желают навязать нам католическу веру, да ведь и литовцев, народ твой, замордовали, нам сие тож ведомо.

– Да кто тебя самово-то ведает!? – подозрительно заговорил король. – Може, ты от лица «лутчих» предо мной тут распинаешься, а сам из «молодших», от «золотых поясов»? Може, наврал ты мне тута с три короба, а я должон верить тебе? Чем докажешь честь свою?

– Времена, король, – Родий прямо посмотрел в глаза Миндовгу, – наступили и впрямь тяжкие, токмо аще никому не верить, тако и жить незачем. Оружьем своим древним клянусь, што сказал тебе едино токмо правду!

Король посмотрел на меч посланника, синий камень в перекрестье рукояти, как-то странно подмигнул литовскому владыке и тот, вдруг, решился:

– Внемли слову моему, посланник! – заговорил литовец. – Ратной силой, воевода, помогать князю Александру мне неможно, связан я договором с тевтонцами, а вот препоны, – Миндовг в упор посмотрел на Родия, – чинить ему, князю твоему, я не буду. Пусть заходит на земли мои, громит тевтонцев, чинит им разоренье и убыток. Сделаю я вид, что знать ничего не знаю, ведать не ведаю, занят, мол, был другими делами. Когда, поведай мне, посол, князь Александр начнёт ратоборство с немцами?

Родий покрылся испариной, момент в разговоре наступил роковой. Сказать точное время нападения на противника – это подвергнуть дружину князя Александра огромному риску. И всё же посланник решился:

– На Перунов день! – был ответ Родия.

– Добро, Родион! Я к энтому дню, якобы, не ведая ни о чём, уеду на охоту к Мазовецким болотам, в леса тамошни. Кабанов тамо полно, да на волков облаву надо содеять, так что половину дружины с собой заберу. Места энти далёкие, ажник возле польских земель. Папские шпионы своими лживыми зенками узрят, яко я с шумом уеду с людьми своими из Новогрудки к болотам тем. Внял, парень?