Сыновья Борея Владимир Логинов

Беспощадная история галопом мчится в будущее,

стуча золотыми подковами по черепам дураков.

В размытом дождём конском навозе, пятна которого тут и там желтели на черноте проезжей части улицы. Будто обрадовавшись свежему воздуху и весёлому солнышку, загорланили петухи во дворах.

Заворковали голуби, а вот уже подали свой голос и собаки, до того прятавшиеся от хлёсткого ливня под телегами во дворах галичан. Наконец послышался и говор людей, тоже отсиживавшихся во время грозы под навесами или в избах. Первая парокон К середине ХIII века население Руси оказалось в сложнейшем положении. Великая смута охватила все города и княжества, как на севере, так и на юге, а причиной тому стали не только внутренние противоречия, раздоры между русскими князьями, но грабительские набеги монгольских отрядов с одной стороны и экспансия Запада, крестовые походы, с другой.

Русь, вполне закономерно, очутилась между молотом и наковальней, причём в качестве молота выступали крестоносцы и папа Иннокентий IV, а наковальней были княжеские междоусобицы и Орда. Русичам, как этносу, грозило исчезновение, а потому надо было делать тяжелейший выбор.

Население, особенно в крупных городах Северо-Западной Руси, разделилось на два, враждующих меж собой, лагеря. Одни, «молодшие», тяготели к Западу, так как были связаны с ним торговыми и некоторыми культурными отношениями, другие же, «лутчие», считали, и не без основания, Орду своим союзником. Ко всему этому надо ещё добавить полную раздробленность и постоянные междоусобия в русской земле, а потому других союзников кроме Орды и быть в то время не могло.

Всё европейское рыцарство, подталкиваемое папой Иннокентием IV и германским королём Фридрихом Вторым, устремилось на Восток. К тому же в ХIII веке, в Европе, было огромное количество добровольцев, кнехтов, мечтавших за деньги и право на землю найти применение своим силам – вот эти наёмники на постоянной основе и подпитывали войска крестоносцев.

Поражение немцев на Чудском озере 5 апреля 1242 года на какое-то время отсрочило их наступление на Восток, которое было лейтмотивом немецкой политики с 1202 по 1941 год. Выиграв два сражения, на Неве и Чудском озере, князь Александр Невский не решил политических задач. Страшное поражение крестоносцев в 1214 году от деда Александра, князя Мстислава Удалого, и победа его внука, князя Александра, на Чудском озере не ликвидировало возможности немецкого наступления, сил у рыцарей было гораздо больше, чем у новгородцев, а ещё ведь были литовцы, шведы и датчане, которые тоже зарились на богатые новгородские земли.

Города-крепости Рига, Кёнигсберг, Ревель служили удобными плацдармами для наступающего с Запада европейского рыцарства. Натиск западного суперэтноса на Русь был, по-прежнему, угрожающе реален. В городах Пскове, Копорье, Новгороде, Твери и даже в Торжке сидели папские миссионеры, которые склоняли боярскую верхушку и многих купцов, к католицизму. Например, в Новгороде был монах Григорий Римлянин, а в ставке ордынского хана плёл паутину заговоров, вёл «тихую работу», агент римского папы Плано Карпини.

Западники, «молодшие», наивно полагали, что с помощью крестоносцев Русь избавится от ордынской зависимости. Но папа и германские короли вовсе не собирались губить цвет своего рыцарства в противостоянии с монголами. Европа ещё не забыла победоносных рейдов монгольских полководцев Джебэ и Субутая, Мунке-хана по своим землям и хотела руками русских задавить Орду.

Новое поколение русских людей, ровесников Александра Невского, быстро осознало масштабы опасности, грозящей Руси с Запада и потребность в сильном союзнике. При жуткой раздробленности Руси в то время, остановить крестоносцев было совершенно невозможно. Обрести сильного союзника Руси помогли логика событий и гений Александра Невского.

После смерти великого хана Угэдэя в 1242 году положение победителя народов хана Батыя стало не просто шатким, а, можно сказать, гибельным, он сам нуждался в союзнике. И ведь он его нашёл в лице русского князя Александра.

Несмотря на то, что отец Александра, Ярослав Всеволодович, был отравлен в Карокоруме ханшей Туракиной, сын всё-таки приехал в Орду. Наверняка отравлению князя Ярослава поспособствовал папский агент Плано Карпини, ведь князь Ярослав противостоял крестоносцам. Но в большей степени гибели князя послужил донос новгородского боярина Фёдора Яруновича, о, якобы, тайных сношениях Ярослава с папой Иннокентием IV.

Исходя из интересов русского общества и православной церкви, князь Александр переступил через себя. В Орде он побратался с сыном Батыя Сартаком, который тяготел к христианству. Такое дружественное поведение князя, в общем-то, и повлияло на создание союзнических отношений между Ордой и Русью. По договору с Ордой Русь платила дань, но получила право на военную помощь ордынцев в борьбе с крестоносцами. Надо учесть то, что Русь вовсе не была оккупирована монгольскими войсками, в русских городах не стояли ордынские гарнизоны, и монголы не навязывали русичам какого-то иного поведения, идеологии, или своих верований.

Коли, уж своих войск для отпора крестоносцам было недостаточно, то лучше уж платить за военную помощь ордынцам – так рассудил прозорливый русский князь. Невзирая на противодействие прозападной партии, «золотых поясов», которая была довольно многочисленной, Александр, по сути, создал силу, остановившую экспансию Запада на Русь.

Мало того, с помощью этой силы и арбитража Золотой Орды, князь прекратил междоусобные войны и распри. Теперь все спорные вопросы решались мирным путём в Орде. И в этом Александру помог преемник хана Батыя, Берке-хан и киевский, а позже владимирский, митрополит Кирилл. К тому же князь Александр заключил впоследствии договор о взаимной военной помощи и с литовским князем Миндовгом.

Опираясь на союз с Батыем, а позже на союз с ханом Берке, Александр Ярославич Невский не только остановил движение немцев, датчан, шведов на Русь, но и надолго подорвал самую его возможность…

*****

Короткий, в неделю, промежуток между весной и наступавшим летом люди на Руси называли пролетием. Этот языческий праздник тайно отмечали только девушки и молодые женщины. После короткого, но бурного первого в этом году ливня в Галиче, на какое-то время установилась тишина. Так обычно бывает после шумной грозы. Сизо-свинцовая туча с грозой и молниями ушла на восток. На синем, чистом, будто умытом, небе вновь засияло жаркое солнышко, и сразу от мокрого дерева городских тротуаров, от многочисленных луж поднялся парок.

Тесовые, а где и черепичные крыши домов, после смытой обильным дождём пыли, заблестели, отражая своей влажной поверхностью мощный поток солнечных лучей. В этих весёлых лучах бриллиантами засверкали мириады капель воды в листьях кустов сирени, барбариса, рябин и берёзок, растущих возле домов и дворов горожан. Мелкими огоньками заискрились мохнатые лапы почти чёрных елей, кое-где растущих вдоль улицы.

Первыми, кто нарушил послегрозовую тишину, были вездесущие воробьи, драчливо кинувшиеся делить зёрнышки овса ная бричка, управляемая нетерпеливым возчиком, прогромыхала по улице мимо великокняжеского двухэтажного дома.

Князь Даниил, стоявший возле открытого оконца, отрешённо наблюдал, как по огромному княжескому подворью засуетились в повседневных делах люди. Хозяйство большое: одних конюшен на двести лошадей, да коровник, свинарник, овчарня, да амбары, клуни, баня, солодовня и кожевня, а ещё казарма для охранной сотни с обязательной кузней, да дом для прислуги, уж не говоря о гусях и курах, которым тоже место и уход нужны.

Князь, вдохнув свежего воздуха, отошёл к массивному столу в глубине гостевой светлицы, и, сев в большое дубовое кресло, задумался, скорее, ушёл в воспоминания….

Со дня на день в Галич должен приехать новгородский посланник, что скажет князь ему? Поведает, как разгромил его дружину монгольский полководец Бурундай, как повелел снести все крепостные башни и стены в городах Галиции и Волыни, как пришлось унижаться пред Батыем в Сарае? Правда его, христианина и самого сильного на юго-западе князя, Батый не стал подвергать языческому проходу очищения между двух костров. Но пить кумыс и вино из грязных чашек, брататься и обещать платить ежегодную дань всё-таки принудил. Правда дань эту никто толком на первых порах посчитать не мог, и князь Даниил какую-то часть её себе присваивал. Надо ж было как-то укреплять дружину, да мало ли прорех в большом хозяйстве княжества, которое охватила смута с приходом ещё одного ворога, монголов. Но вот понаехали ордынские счетоводы, и давай всё пересчитывать, да брать добро в ханскую казну, а свой карман, как известно, ближе….

В светлицу вошёл постаревший Гринько, советник и правая рука князя. Ссутулившийся, поседевший, но всё ещё могучий, хотя уже прошло тридцать лет со дня позорной для русичей битвы при Калке, в которой он, ещё молодым парнем, участвовал вместе с князем Даниилом. За советником вошли двое слуг с подносами, поклонились князю, сноровисто расставили на столе стоялые меды, греческое вино, и холодные закуски. Гринько, коротко поклонившись, сообщил:

– Прибыл посланник князя Александра! Умывается с дороги! Егда звать?